Изменение ситуации и перспективы

§125. Новейшее время

I. Обнадеживающее завершение

1. Сосредоточение церковной власти в руках папы по решению верховного епископата и в силу непогрешимости римского епископа прояснили тысячелет ний спор о том, стоит ли собор выше папы: именно поэтому в наше время предоставляются возможности для новой организации церковной жизни. I Ватиканский собор явился завершением целой эпохи в истории Церкви.

а) Новые возможности были первоначально реализованы в папистско-центра листском смысле, о чем с наибольшей очевидностью и исторически наиболее действенно свидетельствует новый папский Codex iuris Canonici (Кодекс каноничес кого права). Он был задуман Пием X, разрабатывался под руководством кардинала Пьетро Гаспарри (который лично осуществил главную часть этого титаничес кого труда), провозглашен Бенедиктом XV во время первой мировой войны (1917г.) и является обязательным с 1918г.

Новый кодекс применяет на практике полномочия папской власти, которую предоставил папе I Ватиканский собор. Ибо хотя в новом кодексе во многом было сохранено старое право и епископы всех диоцезов мира имели достаточно возможностей внести свои предложения, тем не менее новый устав формально является чисто папским правом в позитивной и «эксклюзивной кодификации». Секулярный процесс сосредоточения всей полноты церковной власти в руках папы был завершен. С этого момента всякий католический сепаратизм заведомо обрекается на провал и больше не представляет опасности для Церкви. Круг замкнулся.

Именно это обстоятельство позволяет теперь обрести большую свободу в единении. Принципиально новая ориентация Кодекса открывает перспективы новой эпохи. В Кодексе четко оговорено, что все не упомянутые в нем наказания отменяются; согласно Кодексу пытки и смертные приговоры за ересь не только не применяются, но вообще отменяются. Хотя, как уже многократно указывалось выше, интенсивное внутрицерковное развитие в первую очередь имеет централист скую и куриальную направленность, важные инициативы последних пап всячески подчеркивали значение священнослужителей и предоставляли право высказываться мирянам. Эти прекрасные начинания открывают новую дорогу в развитии Церкви. Особенно важно то аутентичное толкование, которое дал Пий XI созданной им Actio catholica; сюда же следует отнести причисление к лику святых Жанны д'Арк (Бенедиктом XV, 1920г.) и Томаса Мора (1936г.), ведь их обоих можно характеризовать как олицетворения христианской совести; это движение находит свое завершение в углублении идеи Церкви Пием XII, в его «Christi Mystici corporis» (29.6.1943г.). Таким образом учительное, направляю щее и сакраментальное руководство настолько однозначно передается иерархии415, что в этом вопросе не может возникнуть опасности ложного истолкования. Но именно эта гарантия могла бы открыть особенные возможности в Церкви для ответственных мирян.

б) Идея народа Божиего, в котором имеется много членов, в котором все крещеные верующие одинаково суть «нового творения» и каждый должен служить каждому, с одной стороны, реализуется более всеохватывающе, чем в Церкви клерикализма, известной нам со времен раннего средневековья; с другой стороны, такая перспектива значительно лучше отвечает энергично заявленным требованиям и потребностям нашего времени: все современное общество постоянно находится в опасности заразиться безверием и аморальностью; ему, следовательно, необходима постоянная миссионерская помощь; но отдельный христианин каждый раз заново встает перед необходимос тью принятия решения, перед необходимостью выбора между Царством Божиим и заблуждением, и только человек, воспитанный для самостоятельного принятия решения, может решить такую задачу. Врамках радикальной секуляризации сформировались новые социальные страты, куда священнослужитель не имеет или почти не имеет доступа: современное крупное производство, пролетариат, мир кино, некоторые развлекательные учреждения. Кроме того, Церкви предстоит очень много организаторской и хозяйственно-финансовой работы, которую в состоянии выполнить только профессионально подготовленные кадры. Дарования и миссия сакраментального священства лишь в очень незначительной степени лежат в этой плоскости. В большинстве случаев мирянин, руководствующийся верой, может выполнить эту работу лучше, чем священник. Нехватка кадров священнос лужителей для подрастающего поколения как в Европе, так и в Южной Америке показывает, насколько важно избежать роковых последствий описанной ситуации.

Все это, как нам кажется, предсказывает такое положение вещей, при котором история Церкви в значительно большей степени, чем с конца эпохи древнего христианства, будет историей мирян, действующих под руководством и совместно с иерархией сакраментального священства; и это, как было сказано, будет исполнением программы, начертанной Пием XI.

2. Латеранские соглашения (1929г.) мы также признали эпохальными. Созданное в силу этих соглашений государство Ватикан решительным образом отменяет бывшее «Церковное государство». Это означает, что Церковь не обладает более политической властью. Это означает конец огромной эпохи церковной истории, которая начинается со времен первых дарственных Пиппина и завершается в 1870г., конец эпохи, когда жизнь, труды, развитие и тяготы папства не мыслились без Церковного государства.

Особое значение имеет время событий: (a) после полного сосредоточения всей церковной мощи в руках папства; (б) одновременно с происходящим в мире поистине демоническим усилением всего того, что означает внешнее насилие (современный великодержавный национализм, или империализм в форме национал-социализма в Германии, или, начиная с 1917г. и с конца второй мировой войны, в форме коммунизма в России и Китае); (в) одновременно с некоторым ростом признания своеобразия и прав верующих: то неслыханный протест против этого движения, то его усиление; (г) маленькая территория в пределах Италии, которая прежде играла определенную роль в движениях европейских народов, не сумела бы сегодня, когда ареной истории стал целый мир, сохранить эту роль за собой, тем более она не смогла бы сохранить ее в эпоху, когда на первый план все больше выдвигаются неевропейские страны.

II. Новые импульсы

Оба эти события (Codex iuris canonici; Латеранские соглашения) были не только заключительными актами огромного церковно-исто рического периода, но и означали некий внутрицерковный сдвиг. IIВатиканский собор, созванный в 1963г., является свидетельством того, что в Церкви, т.е. в папстве, епископате, богословии и благочестии наметились кардинальные перемены416. И об этом стоит сказать подробнее.

1. а) Упомянутое усиление идеи церковности отчетливее всего обнаруживается в церковно-политической ситуации. Моральный авторитет папства еще никогда не был настолько велик, как в наши дни. Личности социально активного папы Льва XIII, папы-миротворца и благотворителя Бенедикта XV, папы-историка Пия XI, папы-молитвенника и дипломата Пия XII, а также волна симпатий, которую вызывал к себе совершенно не склонный к теоретизированию папа Иоанн XXIII, сыграли здесь свою огромную роль, не говоря уже о том, что в эпоху всеобщей или по крайней мере безудержно проповедуемой национальной ненависти, в эпоху взаимного брутального уничтожения существовала сила, сумевшая подняться над этим хаосом, пытавшаяс я принести на землю мир. Эта сила в эпоху социальных смут послевоенного времени была и остается единственной духовной силой в мире, которая обретает прочность и цельность сама в себе. Об этом говорят все более многочисленные дипломатические представительства, аккредитованные при Св. Престоле, об этом свидетельствует привилегированное положение папских нунциев во всех странах и заключение конкордатов (Германия, 1933г.; Австрия, 1934г.; Португалия, 1950г.; Испания, 1953г.), а также благожела тельная позиция такой страны, как Франция, где отделение Церкви от государства постепенно утратило свой антиклерикальный характер. Во Франции это имеет особое значение, поскольку в связи с внутрицерковным обновлением католичес ких кругов и участием мощных демократическо-католических сил в Сопротивле нии национал-социалистским оккупантам (1940_1945), в частности в Бельгии, Голландии и Люксембурге, заметно усилили политическое влияние католицизма. К сожалению, сегодня, в 1963г., это влияние, столь ощутимое в 1950г., значительно ослабло, что свидетельствует об упущенном шансе; одновременно это является историческим доказательством плохой коллективной памяти человечества.

б) По всей Европе постепенно устраняются ограничения, которые были наложены на католическую Церковь в преимущественно евангелических странах. Запрет на поселение иезуитов, введенный еще во времена культуркампфа, был отменен в Германии в 1917г., сейчас этот запрет действует только в Швейцарии. В настоящее время обсуждается вопрос о его отмене. В Скандинавии в течение последних нескольких лет были отменены законы, ущемляющие граждан, не принадлежащих к государственной лютеранской Церкви.

в) В США католическая Церковь усилила свое влияние и начинает постепенно преодолевать направленные против нее предрассудки, укоренившиеся со времен пуританских «отцов-переселенцев». В 1960г. впервые в истории страны католик Джон Кеннеди был избран ее президентом. Великолепная католическая система образования, включающая в себя все виды общеобразовательных и воспитательных учреждений от детского сада до университета, вносит значительный вклад в развитие католической жизни и усиление ее влияния в обществе. Впрочем, не так-то легко установить, достаточно ли очевидно различие между христианской реальностью веры и основанной на религии моралью.

2. Хотя новые позитивные импульсы на фоне описанного выше засилья атеизма выглядят как исключения из правила и представлены только меньшинствами, все-таки качественно они заслуживают внимания и являются характерными знамениями времени. Остановимся подробнее на некоторых конкретных примерах.

а) В области философии следует отметить потерю интереса к сомнению, критицизму, историзму и субъективизму и усиление внимания к объективизму в любой форме (исходной точкой является здесь феноменология и глубокое ощущение бесплодности, даже принципиально разрушительного воздействия прежней позиции). Насколько при этом идет речь об исключениях, особенно понятно из того факта, что экзистенциализм417 по-прежнему продолжает определять духовную жизнь. Правда, экзистенциализм может претендовать на то, чтобы его не смешивали с прежним либералистским мышлением, однако в своей почти универсальной отнесенности с научной достовернос тью объективного он с неизбежностью приводит к субъективистской расслабленности мышления, даже в границах богословия.

б) В этическом плане намечается продвижение от необузданной свободы к авторитету или, по меньшей мере (в политической сфере), к какой-то форме управляемости, существенно контролируемой парламентом; идея обязательной ответственности обретает все большее число сторонников; в этом находят свое оправдание начинания Григория XVI и Пия IX, которые в момент публикации подвергались разного рода насмешкам и чуть ли не всеми были встречены как проявления постыдного консерватизма418.

в) В религиозной сфере наблюдается понимание необходимости правовых отношений в церковных делах, а также признание самобытно сти, своеобразия и собственных прав верующих.

3. Усиление идеи Церкви и религиозности обнаруживается также при знакомстве с художественной литературой высокого уровня. Число литераторов и философов, обратившихся к Церкви или движимых религиозными побуждениями (Брюннетьер, Коппе, Гюисманс, Бурже, Псикари, Клодель, Бернанос, Маритен, Дю Бо, Эдит Штейн (†1944г.), Хедвиг Конрад-Марциус, ср. также Бергсон; см. ниже), и произведений религиозного содержания, первоклассных с чисто литературной точки зрения, начиная с 1900г. стало знаком возвращения интеллектуальных кругов в лоно Церкви, особенно во Франции, где это движение получило название католического обновления (renouveau catholique)419. В Германии начало определенного религиозно-духовного сдвига в среде интеллигенции можно датировать выступлением, хотя и не совсем однозначным, Юлиуса Лангбена, «немецкого Рембрандта», который позже обратился в католичество. В поэзии ценным выражением притягательности и творческой энергии, источаемой Церковью, являются произведения Генриха Федерера, Рейнхарда Иоганна Зорге, Конрада Вайса, Гертруды ле Форт, Элизабеты Лангессер, Рейнгольда Шнайдера, Вернера Бергенгруэна, Эдзарда Шапера.

История обращенных в новейшее время интеллектуалов является свидетельством силы христианской веры. Для Италии следует назвать имена Джованни Папини и особенно францисканца Агостино Джемелли, основателя Католического университета в Милане, что было также и великолепным социальным достижением; в Испании такими личностями были Гарсиа Моренте, в Англии— Честертон, в Дании— Иоганн Йоргенсен, во Франции— Габриэль Марсель, Пеги и Мадоль. Такие фигуры, как Симона Вейль или Франц Верфель, которые, несмотря на свои религиозные убеждения,так и не перешагнули порога Церкви (чтобы не иметь никаких преимуществ перед своими еврейскими собратьями), являют собой впечатляющие примеры новой theologia crucis и таинственно углубленного учения о logos spermatikos.

4. Что касается внутрицерковной жизни, то здесь следует упомянуть об устремлениях и намерениях, имевших огромное значение: папа Пий X наметил литургическое движение, выводящее богослужение из субъективного индивидуального почитания Господа назад к общинному мистериальному действу (основанному на принесении бескровной жертвы во время мессы); расцвету этого движения способствовала новая идея общины.

а) Литургическое движение небезопасно; как объективизация литургического действа и молитвы оно может быть неверно понято в том смысле, что личное участие или причастие верующего будет излишне отодвинуто на задний план. Литургическое движение могло бы также в определенных обстоятельствах привести к новому расколу общин; с одной стороны могли бы оказаться образованные прихожане, владеющие латынью и знакомые с искусными переплетениями литургии и церковного года, а с другой стороны— простой народ, которому не так-то легко уследить за всеми этими тонкостями. Но здесь знаменательным образом сказываются усилия, направленные на литургическое обновление или новую формальную организацию древнего литургического наследия. Импульсы подобного рода мы обнаруживаем не только в Америке (ср., например, душепопечительную работу среди солдат-католиков во время второй мировой войны), но и в Бельгии, Германии, Англии и Франции и, как в исходном пункте, в Австрии (Пий Парш). То обстоятельство, что были приняты энергичные меры, чтобы при причащении произносить сакраментальную формулу на родном языке, а также (в более скромных масштабах) использовать родной язык при служении мессы, имеет большое значение как для внутрикатолической сферы, так и с экуменической точки зрения. Эти нововведения могут иметь далеко идущие последствия и уменьшают опасность, о которой говорилось выше. Сюда же относится новый порядок служения литургии Страстной недели, которая по своей композиции, даже в своем временном членении стремится обеспечить более активное участие народа и в границах литургии в узком смысле слова впервые предписывает использование родного языка и активное соучастие верующих (при обновлении обета крещения и при почитании Святого Креста).

Результатом соответствующих устремлений, дорогу которым прокладывал подъем литургической науки, является, помимо различных народных изданий миссала и его переводов во всех немецких диоцезах, также «Книга молитв и песнопений», чей уровень и глубина содержания обнадеживающе увеличились по сравнению с прошлым.

б) Событием с далекоидущими последствиями (поистине церковно-историческим) явилось создание в Германии нового Катехизиса 420, возвысившегося от абстрактной точности к религиозной плодотвор ности; он до сих пор существует во множестве переводов и используется в Дании, Швеции, Японии и в миссиях. Соответствующие предпосылки для нового Катехизиса обнаруживались во Франции, Голландии, Люксембурге, Бельгии и Англии.

Особого внимания заслуживает элемент совершенно по-новому расцветшей религиозно-культурной жизни. Не следует удивляться тому, что решения не удавались во всей полноте и с первой попытки (ср. тяжелые церковные противоречия вокруг Катехизиса во Франции).

в) Ярким выражением католического благочестия явилось все более расширяющееся с XIX в. почитание Девы Марии. Вместе с основными центрами покаянной молитвы, такими как Лурд и Фатима421, которые из году в год посещались миллионами паломников, и с молебнами Божией Матери, регулярно повторявшимися на протяжении всего года по всему свету, оно имело неоценимое значение для углубления христианской религиозности. С принятием в качестве догмата непорочного зачатия Марии в 1854 г. и телесного вознесения Марии на небеса в 1950 г. оно глубоко проникло в жизнь верующих (и даже в богословские методы). Впрочем, практика такого благочестия дает также и повод для опасений в виду необузданности рвения.

г) К сектору народного благочестия относится и официальное продолжение средневековых представлений о святых покровителях для определенных случаев и областей человеческой жизни, служившее попыткой оказать сопротивление секуляризации духа (св. Иосиф как покровитель рабочих; архангел Гавриил — телефонной и телеграфной связи; Иосиф из Купертино — космических полетов). Впрочем для этой области новейшее время осуществило энергичные попытки объединения (праздник короля Христа)422.

5. После первой мировой войны ордена переживали в определенном смысле весну монашества. Крах внешней культуры, ставшая очевидной ее бессмысленность, переживание внутренней пустоты механистичес кого восприятия жизни привели тогда к обращению вспять, к церковно-религиозному началу. Оно собиралось и питалось пробуждаю щимся новым пониманием истинной духовной культуры (в Германии, Франции и Англии). Были заново отстроены некоторые заброшенные и пришедшие в упадок монастыри. В Германии духовным центром стал монастырь Мариа-Лаах, который вновь развил деятельность, ранее определявшую значение подобных мест: очаг интенсивной духовной и интеллектуальной жизни, пробуждающий подобную жизнь вокруг себя. Параллельно этому в области литургики и литургической науки выступил бенедиктинский Бойрон423, во Франции — Солезм, в последнее время — le Saulchoir доминиканцев.

В этой связи в Германии определенное значение завоевал «Католический академический союз» и значительная деятельность дальновидного Карла Мута с изданной им «Горней страной» (Hochland). Во Франции в течение нескольких последних десятилетий появилось множество духовно-католических начинаний, в которых очевиден новый расцвет, не в последнюю очередь благодаря попыткам в соответствии с директивами Пия XI вовлечь мирян в церковную жизнь во всей ее полноте.

6. а) Католическая богословская наука пришла на повороте веков к кризису, который все более усиливался424. Самым важным элементом стало новое обращение к слову Библии и к определяемому им новому осмыслению основоположений Откровения. Вполне вероятно, что именно важное историческое исследование схоластики и новая встреча со Священным Писанием начали с той поры подготавливать своего рода венец нового рождения католического богословия возвышенного стиля, в котором в возрастающем числе стали принимать участие миряне. То, что это богословие освободилось от так называемой неосхоластики425, бедной как в научном, так и в религиозном отношении (выраженно школьное богословие), и что его сопровождала духовная литература, религиозно-богословски полноценная и исполненная энтузиазма (здесь также успешно принимали участие миряне), внушало надежду.

В богословии новые пути прокладывала Франция426. В историчес ком богословии католические ученые, после того как они в широких масштабах открыли и продвинули вперед изучение средневекового богословия, мощно включились в изучение Реформации и Контррефор мации и сокрушили то гетто, которое существовало в этой области.

б) Со стороны протестантов этим явлениям соответствовало множество начинаний, которые достойны удивления в качестве духовных достижений, однако со своим разнообразием, если не сказать— противоречивостью, они представили также определенные осложнения для провозвествования Откровения; то, что они, кроме того, порой действительно доходили до отрицания самого существа спасения и что такие мнения провозглашались с кафедр богословских факультетов, нельзя рассматривать иначе, как угрозу сути христианства.

7. Духовное обновление в католических странах подчас проявлялось в поисках нового сакрального искусства. Религиозное искусство омертвело, с одной стороны, из-за Просвещения, с другой — в силу секуляризации, свойственной королевским дворам, приверженным стилю рококо; у XIX века не было сил создать что-либо новое и прочное. Теперь (после бенедиктинского искусства Бойрона, скорее сознатель но созданного, чем естественно выросшего, но от того не менее важного, и о. Дезидерия Ленца) часто беспомощное, нередко преувеличен ное новое искусство, религиозное в своей сердцевине прислушивается к Евангелию и церковному благовествованию, в нем вновь прорывается на поверхность понимание знаков, заключенных в сотворенных вещах, и понимание собственной ценности материала, и поэтому оно с полным правом осуществляет поиск новых форм для своего языка. Непосредственными стимулами здесь служат прежде всего раннесредневековые и примитивные образцы. Это искусство в области живописи (Карл Каспар, Рут Шауман, Руо, Шагал, переоткрытое искусство витражей), церковного строительства (Доминик Бём) и скульптуры (Эжен Санж) уже дало впечатляющие образцы творчества. Вообще, нельзя требовать, чтобы после столь долгой засухи был сразу обильный урожай; если большому количеству талантов дана задача и предоставлена свобода действий, можно ожидать значительных достижений.

В последнее время это обнадеживающим образом сказалось во Франции, где создание и украшение капелл, церквей (Роншан!) и монастырей (доминиканский у Лиона) поручалось ультрамодернистским, даже нехристианским художникам, таким как Матисс и Ле Корбюзье.

Если затем религиозная жизнь действительно проникнет в глубину, то религиозное искусство сможет обогатиться достижениями культуры и дать свидетельство об этой жизни. Поскольку окружение не так сильно поддерживает каждого отдельного художника, как это было в первые века христианства, то решающий момент заключается в религиозных ориентирах самого художника.

Сохранение новых сакральных форм или прорыв к ним, подчас обладающим перспективой обрести всеобщую значимость, труднее всего осуществляется в архитектуре. Здесь в совершенно различных формах «современности» — вплоть до весьма смелых творений — появляются в значительном числе весьма интересные произведения. Во многих из них проявляется основное требование современного человечества: поиск прежде всего подлинного, честного, трезвого.

Христианский художник приходит сегодня в столкновение также и с формальными элементами абстрактного искусства, поскольку оно, заявляя об утрате смысла и содержания, оказывается недалеко от агностицизма и хаоса. Однако нельзя оставлять без внимания мощный и честный поиск, который характерен для многих таких художников и который частично оказывается подлинным.

8. Эти стимулы, стремления и достижения католической жизни сильно отличаются друг от друга в различных странах, однако никогда не отсутствуют полностью, внося свой вклад в общую картину духовной жизни. Не считая указанных достижений, внешним признаком возрождения являются также различные надгосударственные католические объединения (студентов-католиков, женщин-католиков, католической рабочей молодежи, Pax Romana).

а) С внешней точки зрения, особенно ярким проявлением возросшего католического чувства жизни являются евхаристические всемирные конгрессы. То, что они сплачиваются вокруг самого религиозного из всех таинств и посвящают свой молитвенный жар воссоединению в вере, — их величайшее преимущество. То, что их польза для религии соответствует помпезной внешности, они еще должны доказывать своими делами. Насколько глубоко здесь проявляется новое сознание, доказывает Евхаристический всемирный конгресс 1960 г., состоявшийся в Мюнхене под девизом «Хлеб для жизни мира». Он явился действенной попыткой преодолеть внешнюю «репрезентативность» через литургически питаемое благочестие, которое на праздновании Святых Таин (=все «в Господе нашем Иисусе Христе и через него»), в захватывающей обширной демонстрации Una-Sancta, в библейски вдохновленной немецкой проповеди папского легата явственно шло навстречу мыслям и чувствам разлученных братьев во Христе.

б) Совместная работа как глубочайший побудительный мотив лежит в основе масштабной программы Льва XIII: новое завоевание «культуры» через Церковь и для Церкви. Однако сегодня задача, в соответствии с изменившимися обстоятельствами, рассматривается по-новому: католическая вера, мысль и действие должны в современных условиях выстраивать жизнь из себя. Ученик, судья, парламентарий, хозяйственник, врач должны быть католиками не в дополнение к своим занятиям, но они должны быть католиками как врач, как судья, как парламентарий — мыслить и действовать как католики. Подобным образом на заре средневековья Церковь участвовала в строительстве жизни, и теперь, после долгого развития религии и культуры отдельно друг от друга, должна попытаться вновь сделать христианско-католическое, а тем самым и католическую церковность плодотворной для жизни во всех ее проявлениях. Не отдельная секция в жизни с надписью «религия», но религия как основа и внутреннее ядро: религиозная жизнь. При этом достаточно ясно, что необходимая предпосылка для того, чтобы это удалось, — творческий контакт с культурной жизнью мира во всей ее совокупности. То, что эта проблема в среде католиков и евангелистов воспринимается сходным образом, — драгоценный знак, как и тот факт, что это целеполагание с католической стороны уже более не проникнуто тем «анти» по отношению к протестантизму, о котором мы часто были вынуждены говорить.

9. Очевидно, что все эти размышления с самого начала относятся и к мирянам, причем не только как к пассивному объекту.

а) Трезвый подход требует осторожности и ограничений, о которых мы частично уже говорили. Абстрагируясь от ужасного опустошения, причиненного большевизмом, на Западе также мир образования и науки далек от того, чтобы быть отвоеванным в своей решающей части; мир рабочих, фабрик и цехов как целое утрачен для Церкви; по большей части во всех странах Европы он настроен по отношению к ней враждебно или воспринимает ее как нечто по существу чужеродное. То, что подчеркнуто называют «современным миром», охотно рассматри вает само себя как нечто отдельное от Церкви, «находящейся в плену догматизма»; что касается области образования и гуманитарных наук, мы уже достаточно подчеркивали господство в нем релятивизма и либерализма.

Нужно самим поставить главный вопрос перед всей религиозной жизнью католиков. Чтобы привести ее к подлинному возрождению, Пий XI дал обширный рецепт: воспитание католического сознания для испытаний. Осуществление всеобщего священства.

Трудности очевидны. С теоретической точки зрения, автономию хозяйствен ной и вообще культурной жизни должно признать и отграничить; с практичес кой, серьезность и непреклонность в религиозной деятельности должны существовать, поскольку они необходимы для того, чтобы подлинное христианское возрождение могло осуществиться. До некоторой степени бурный приступ, который непосредственно сказался в тридцатилетней церковной борьбе против национализма после обеих мировых войн и который в общем обещал христианское возрождение, а нам — католическое, в каждом случае скоро в значительной степени исчерпывался. Обращение к авторитету и Церкви (в особенности в смысле бытийно-духовного сообщества) снова уступило место во много раз более сильному субъективистскому произволу.

б) Моральное и религиозное опустошение, вызванное преступным обманом Гитлера, сопоставимое с разрушением основополагающего принципа порядка, серьезно повлиявшее на весь мир; колоссальные материальные потери во второй мировой войне и чудовищные страдания, вызванные ею по всей Европы, в Северной Африке и на море, а также в самой Германии; после второй мировой войны множество концентрационных лагерей для пленных, в Восточной Пруссии, Силезии и России, где миллионы беженцев были беспощадно лишены родины, жили в голоде, холоде и нужде, заключались в трудовые лагеря Сибири, — все эти страдания полностью лишали надежд и сил и нарушали какой бы то ни было порядок. С другой стороны, последующее восстановление европейских городов, средств информации, школ и университетов, а прежде всего производств на долгие годы сконцентрировало все силы народов преимущественно на материальных вопросах, на воссоздании по возможности более высокого жизненного стандарта. Это привело к тому, что вопросы религиозной, а в определенной степени и вообще духовной жизни отошли на второй план. (Это не в последнюю очередь относится и к Германии, которая, находясь в состоянии полной разрухи, с помощью Америки осуществила практически невероятный хозяйственный подъем.) Хотя некоторые лидеры лично исповедовали католическую веру (Аденауэр, де Голль, Кеннеди) и целое множество активных евангелистов в своей общественной жизни руководствовалось принципами веры, большинство представителей западной цивилизации в общественной жизни должны рассматриваться как неверующие. И поскольку обществен ная жизнь такова, остается открытым вопрос, достаточно ли творческих сил, чтобы полностью осуществить «поворот». «Полностью» здесь не значит, конечно, нового овладения культурой во всей ее совокупности через христианство и католическую Церковь; ожидать этого было бы утопией. Под возможной целью католической Церкви здесь имеется в виду следующее: наличные католические силы должны обрести такую свободу и такой масштаб, чтобы жизнь мира, прежде всего западного, была в решающей степени проникнута и сформирована ими.

10. Эта задача требует прежде всего возрождения самих католичес ких сил. К сожалению, сильное воздействие на католическую сферу производит общий упадок современной культуры, понимаемой в духовно-морально-религиозном аспекте; наряду с новыми начинания ми моральное и религиозное опустошение прогрессирует все дальше.

Тяжелым бременем христианского бытия, по библейскому слову (Откр 3, 16), является «теплота». Сегодня с католической стороны налицо так называемая «пограничная церковность», которая, согласно статистическим исследованиям, все активнее распространяется от периферии к центру.

Помощь может прийти лишь благодаря углублению, повышению эффективно сти душепопечения над «малым стадом». Однако большая часть образованного, в том числе католического, мира все еще находится во власти субъективизма. Многим католикам в пугающем масштабе свойственна произвольная интерпретация церковных требований в отношении частной жизни (прежде всего брачной). Религиозное, нравственное и общественное разложение, прежде проповедовавшееся образованными кругами, теперь распространяется снизу. Упадок религиозной «христианской» жизни в миру и «народе» достиг угрожающих размеров; тем опаснее, что заметная часть клира не может в должной степени ни оценить субстанциаль ные утраты, ни позаботиться о новом росте с помощью основательного переоформления всей, во многом устаревшей (и по-прежнему деградирующей) религиозно -литургической деятельности. Выселение из городов во время гитлеровских бомбардировок и непредставимое несколько десятилетий назад господство техники распространили вширь феномен разложения; городской либерализм вчерашнего и сегодняшнего дня вновь расцветает в среде крестьянства, причем различие между городом и селом постепенно полностью исчезает. Аморализм литературы, прессы, кино, иллюстрированных журналов накладывает свой глубокий отпечаток и на село.

11. а) Еще живые религиозные потребности и силы в поразитель ных масштабах обращаются к псевдорелигиозным формам. В образованных и необразованных кругах выработался целый ряд эрзацев для христианской и церковной религиозности в виде разных сект (или сектоподобных образований), многочисленных разновидностей оккультизма, а также теософии и антропософии. Здесь субъективизм становится опасным конкурентом Церкви. Нередко здесь проявляется вероисповедное и миссионерское рвение, назойливое и тем заслужива ющее удивления (см., например, свидетелей Иеговы).

б) Вышеупомянутое переживание бессмысленности современной жизни превратилось — и это весьма негативная тенденция — в мучительный пессимизм фундаментального и практического толка427. Он вызвал жизненный кризис человечества. Господство сатанинских сил в национализме и большевизме428, беспомощной жертвой которых оказывается человечество, развитие техники разрушения, с помощью которой человечество может уничтожить себя физически, потрясает мир, лишенный корней, до самого основания. В слабой полемике с вероломным большевизмом в пятидесятые годы обнаружился небольшой просвет. Церковное (особенно папское) провозглашение достоинства человека (в его греховности и несмотря на нее) более чем когда-либо необходимо для мира. (С этой точки зрения догмат о вознесении девы Марии на небо во плоти (1950 г.), подвергшийся страстным атакам со стороны христиан-евангелистов, может получить более глубокую оценку.)

12. а) В конечном итоге один фактор овладел всей жизнью — фактор, стоявший у истоков отчуждения народов от Церкви, — национализм. В течение двух мировых войн и между ними он — в том числе и среди католиков — более чем когда-либо низвел религию любви до положения служанки ненависти. Резкое папское осуждение руководимой атеистом Морра организации «Action Franзaise» (высказанное в 1914 г., опубликованное только в 1926) и угроза отлучения всем католикам, которые не покинут ее ряды, были весьма прозорливыми. Переживание жестокого, умноженного расовыми иллюзиями, крайне националистического гитлеровского режима в Германии (1933—1945) и некоторые другие, прежние и нынешние, параллельные явления демонической государственной вседозволенности показывают, как глубоко укоренилась эта опасность. Можно с полным основанием сказать, что там, где национализм превращается в обожествление государства и вместе с тем в натурализм, он становится величайшей из сегодняшних «ересей».

Непосредственно после второй мировой войны он привел к жестоким распрям среди католиков, а при искоренении немецкой светской и монастырской духовной жизни и монашества в Восточной Пруссии, Силезии, Судетах и Трансильвании восточное белое и черное духовенство вступило на путь, который является насмешкой над христианской любовью. Защитить национальное чувство от такого рода извращений — задача христиански и европейски просвещенного патриотизма. Недавно стремление к взаимному прощению распространи лось по разным западнохристианским областям и было более успешно, чем после первой мировой войны. Первыми руку помощи полностью разгромленному немецкому народу протянули иностранные церковные круги429.

В масштабной каритативной акции Америки в помощь голодающей, замерзающей, лишенной крова, больной Германии проявилась внушающая надежду христианская любовь всех оттенков веры.

б) Как случай особого рода следует отметить религиозную и церковную ситуацию в рамках национальной жизни Италии, Испании, Португалии и Ирландии. В этих странах католицизм — государственная религия, они определенным образом закрыты для других религий, прежде всего для протестантизма, и в современной ситуации это приводит к сложным проблемам.

в) Крайним представляется случай Испании. К сожалению, как показывают разговоры с непредвзятыми испанцами, трудно даже адекватно обрисовать неиспанцу фактическую сторону дела, не говоря уже о том, чтобы сделать ему доступной внутреннюю проблематику. Однако следует в любом случае четко видеть определенные факты: (1) большинство руководителей евангелических общин в Испании (как и в Италии) иностранцы; (2) немалое число среди них в политическом отношении придерживаются крайне левых взглядов и враждебны к правитель ству. Если христиане-евангелисты в антикатолических публичных речах демонстративно выражают свое одобрение коммунистам, бескорыстие их евангельского рвения оказывается под подозрением; (3) возможно, самое важное заключается в следующем: с христианской точки зрения, эти народы — католики в таком подавляющем большинстве, что миссионерская работа евангелических кругов скорее влечет опасность причинить вред католической вере, нежели прославить христианство в хоть сколько-нибудь заметном масштабе. Конечно, национальные ценности никогда не могут быть сопоставлены с ценностями Евангелия. Однако нация, питаемая беспрерывно и как единое целое от христианского корня, — великая ценность для всего христианства. Мы должны по крайней мере задуматься над этим, даже если мы и знаем, что глубина христианской позиции свойственна не всему населению. (4) Основным является уважение к религиозным убеждениям каждого человека; поэтому, например, протестантский отказ от почитания Мадонны в этих странах должен выражаться с боvльшим пиететом. Духовная позиция во всей своей совокупности и, следовательно, возможность воздействия на нее чрезвычайно отличаются от ситуации в Германии, духовный климат которой несет на себе сильнейший отпечаток соседства христианских конфессий.

г) Однако, если это сказано, должен быть подчеркнут столь же энергично и другой аспект, до сих пор сохраняющий значение: долг терпимости . Сегодня более чем когда-либо необходимо, чтобы «истина говорилась в любви» (Еф 4, 15). Честно утверждаемая, позитивная терпимость (как уважение к религиозной позиции своего брата) — основное требование в мире, где народы, религии и конфессии так тесно взаимодействуют и так плотно перемешаны. Демократическая форма бытия, в которой каждый гражданин без различия веры имеет и должен иметь одни и те же права, является единственной, с которой Церковь сегодня может вести свою работу. Поскольку учащаются случаи, когда испанские епископы вступают в оппозицию к отдельным мероприятиям правительства, испанская Церковь более не может однозначно отождествляться с государственным целым. Следует надеяться, что религиозная терпимость обретет и в рамках тамошнего католицизма прочное и надежное место. Уже видны определенные изменения. Контакты, которые испанские епископы завязали на Соборе и в силу которых они, вероятно, впервые вступили в общение с православными и протестантами, могут стать руководящей тенденцией. Но насколько сильна партия сторонников реформы среди испанских епископов по отношению к более консервативным — этот вопрос, безусловно, не найдет скорого решения.

13. Характерная черта католического христианства последних десятилетий — большие юбилейные торжества в честь Данте, Фомы Аквинского, Бернарда Клервоского, Франциска Ассизского, Августина, Игнатия Лойолы… Герои человечества и высочайшие воплощения, даже «творцы» католичества. Могущественный фактор влияния католицизма в мире, мощное проявление его религиозного и культурного богатства и достойной похвал, педагогически оправданной проповеди, с которой невозможно не считаться. К сожалению, нигде не видно, чтобы образ этих гигантов, если не считать воодушевления мысли, побуждал торжествующих христиан к новым, более широким формам религиозной жизни. Правда, с другой стороны, мы не знаем таинственных путей, на которых медленно и вне нашего контроля возрастает религиозная жизнь.

Нужно избегать одного недоразумения, будто католик воспитыва ется лишь как наследник прошлого, т. е. как эпигон. В IV, VI, XI, XIII, XVI веках, будучи носителем церковного прошлого, он должен был осознавать, что стоит перед задачей творческого строительства в Царстве Божием. Вся работа строилась и строится в близком контакте со всеми силами и проблемами нашего времени. «Наша сила коренится в нашем доверии к страданию» (Konrad Weib) и — добавим — во внутренней свободе. В царстве Духа нет качества без свободы.

14. Конечно, перелом эпохи нельзя проследить так же, как становление и переворот в жизни отдельного человека. Если иметь в виду невозможность адекватным образом охарактеризовать секулярное развитие в одной фразе, можно сказать: с конца XIII в., а может, и с середины XII столетия, имело место развитие, которое — если абстрагироваться от частностей — уводило европейского человека все дальше в сторону от Церкви; несмотря на все церковные новшества, которые мы сумели описать, и на которые мы в этот момент совершенно открыто ссылаемся как на резерв наших сил, приходится признать: беспорядочное и усталое земное царство западных народов не сможет обрести в течение нескольких десятилетий такую силу и волю к порядку, чтобы стал возможным и осуществил ся цельный внутренний поворот к христианскому и церковному. В рамках перелома эпох мы также не забываем решающего слова о малом стаде, как и того, что Церковь Господа может быть только Церковью Креста.

III. Экуменическое движение и дело Una-Sancta

1. Как в католическом, так и в протестантском пространстве имеются в наличии значимые начинания. Насколько они способствуют углублению и обновлению сущности христианской жизни, впечатляюще свидетельствует одновременность христианского пробуждения как по ту, так и по эту сторону. Правда, сегодня протестантизм как никогда в угрожающей мере раздроблен, и это в соответствии с собственными принципами и в рамках одной реформатской Церкви! Однако нельзя из этого раздробления выводить заключений о внутренней слабости. Именно в последние десятилетия часть европейского протестантского мира обнаружила значительный прогресс как в богословии, так и в религиозной жизни. Это может быть охарактеризова то тем, что евангельские христиане по-новому задумываются над наследием Реформации и древней Церкви: новое открытие понятия Церкви и ее служения, «век Церкви»430. Литургическое движение обновления, исходящее от ведущих кругов бернейхенианцев (осн. в 1923 г.), охватило широкие круги евангелистов; заново открывается действенность таинств; причастие снова становится центральным пунктом божественной литургии наряду с проповедью; призыв к покаянию становится все сильнее.

Особое значение имеет возникновение узких церковных общин, например евангелического «Братства Михаила», собрания богословов и мирян, которые хотят служить делу церковного обновления в протестантизме. Сейчас есть и орденоподобные образования, например «Communautev de Taizev» при Клюни, реформатский монастырь с правилами и обетами; аналогичные женские общины, например евангелические «Сестры Марии» в Дармштадте, и др.

Такие явления еще не охватывают широкие слои протестантов. Однако их церковно-историческое значение заключается в том, что здесь в рамках самого протестантизма — посредством более широкого обращения к библейскому слову — рождается к новой жизни как раз та форма, которую в XVI в. наиболее ожесточенно клеймили как «неевангельскую», попавшую под власть «закона». Здесь преодолевается искажающая критика Лютера в адрес монашества.

2. О богословских течениях протестантизма, которые и стремятся взять под защиту евангелическое, реформатское и либеральное наследие (Бультман, теория демифологизация, его ученики), мы уже слышали (§ 120, I). Чем глубже религиозные корни стремления сделать сегодняшнему и завтрашнему человеку доступней Евангелие, тем опаснее это предприятие для самого существа христианского учения; это стремление скрывает в себе угрозу реальности спасения как такового, объективному содержанию учения о спасении и таинств. У учеников Бультмана, например у Герберта Брауна, эти последствия резко бросаются в глаза.

Что касается общего развития, широкие круги протестантизма высоко поднялись над уровнем XIXв. и времени до первой мировой войны. Он — причем весьма обнадеживающим образом — вступил в новый период своей истории.

3. а) Тому есть еще одно важное и весьма утешительное доказатель ство: экуменическое движение. В уходящий период внимание скорее обращалось на права отдельного человека или отдельной группы, и, соответственно, раскол христианства воспринимался как нечто нормальное и обоснованное. То, что где-то (например, в Германии) стремились к административному объединению, ничего не меняет по существу. Теперь вера и богословие открыли тот факт, что единство относится к существу Церкви. На этом основании экуменическое движение свидетельствует о пробуждении у верующих общего стремления к новому соединению Церквей по воле Господа.

Движение выросло из различных начинаний и подготовительных встреч, проводимых вплоть до первой мировой войны.

С церковно-догматической точки зрения поучительно, что одним из самых заметных исходных пунктов была Конференция мировой миссии 1910 г. в Эдинбурге. Фактически с 1924 г. образовалась «Объединенная Церковь Северной Индии» (объединение пресвитерианской и конгрегационистской Церквей; 500 000 членов на 1957 г.) и в 1947г.— «Церковь Южной Индии» (епископальная и неепископаль ная Церкви; сегодня 14 епископов, которые все посвящены в сан в англиканской Церкви), имеющие единообразную литургию.

б) Более масштабные попытки воссоединения в Европе и Америке с самого начала предпринимались в обеих областях: веры и установле ний (Faith and Order) и практического христианства (Life and Work, лозунг: «Учение разделяет, служение объединяет», «чем ближе мы ко Христу, тем ближе друг к другу»).

Всемирные конференции 1925 г. в Стокгольме (архиепископ Зедерблом из Упсалы) и 1927 г. в Лозанне (за веру и церковную конституцию) были подготови тельными событиями. На конференции за веру и церковную конституцию 1937 г. в Эдинбурге было принято решение о создании экуменического совета, к которому присоединилось Собрание за практическое христианство, которое состоялось в том же году в Оксфорде. После преодоления потрясений, вызванных второй мировой войной (1946 г. — восстановление общения немецкой евангелической Церкви с Экуменическим советом), в 1948 г. состоялось первое пленарное заседание «Всемирного совета Церквей»431 в Амстердаме. За ним последовала всемирная конференция за «веру и церковную конституцию» в Лунде, 1952 г.: «единство, основанное во Христе» должно было послужить (в будущем) исходным пунктом экклезиологических размышлений.

Всемирный совет Церквей считает себя (Эванстон, 1954 г.) сообществом самостоятельных и независимых Церквей, признающих Господа нашего Иисуса Христа Богом и Спасителем432. Православные Церкви участвовали в рассмотрении догматических вопросов лишь с большой осторожностью (признание первых семи Соборов).

4. Во Всемирном совете Церквей представлены за немногочислен ными исключениями (например, квакеры) все протестантские Церкви и группы, а также определенное число православных Церквей. Влияние последних постепенно возрастает, и это обстоятельство большого значения. Русская Православная Церковь была принята в Совет в 1961 г. Визиты немецких лютеранских богословов в Россию в 1959г., утрехтские дискуссии сделали связи с ней более интенсивными и должны, как представляется, найти свое продолжение на длительную перспективу.

Всемирный совет, как всякий раз подчеркивается, вовсе не является «суперцерковью», но хочет быть подспорьем для христиан на их пути к единству и проявить взаимосвязи христиан в свидетельстве и делах перед миром.

Каждая из этих групп признает себя ответственной за единство с братьями в Иисусе Христе. Но догматическое наполнение этого признания в каждом случае свое, и понятию единства не дается строгого определения. Таким образом, степень необходимого «единства» вообще сильно отличается от того, что понимает под этим католическое учение о единстве. С другой стороны, ни одна из входящих во Всемирный совет Церквей и деноминаций не может — если она серьезно воспринимает свою историю и свое призвание — выставлять свои претензии на обладание истиной перед другими христианскими сообществами. Отсюда можно до некоторой степени понять проблемати ку, с которой сталкиваются представленные в совете группы в своих усилиях по восстановлению христианского единства.

Всемирный совет Церквей не воспринимает себя в качестве противовеса Риму (после объяснения генерального секретаря на заседании центрального комитета в Ст. Эндрью, 1960 г.), и это потому, что задача совета не заключается в том, чтобы заменить разделение на сотни Церквей разделением на две или три группы; однако, несмотря на независимость каждой Церкви во Всемирном совете и несмотря на свободу, которой нельзя поступиться, целью является действительное единство.

Рим еще со времен Стокгольма и Лозанны отказался от участия во Всемирном совете Церквей. Таким образом он явственно внушает глубоко погруженному в релятивизм миру мысль об одной истине. Однако не кто иной, как папа Пий XII, который (примерно с 1947 г.) относился скорее сдержанно к контактам с отделившимися братьями 433, указывает католикам на то, что стремление некатолических Церквей друг к другу они должны почитать как дело Св. Духа.

5. Экуменическая работа не исчерпывается стараниями Всемирного совета Церквей. Наряду с тенденциями, находящими в нем свое официальное отражение, осуществляются и многие частные усилия, направленные на то, чтобы вызвать диалог между разделенными христианами, а тем самым и между их Церквями и общинами. В этом католики принимают ревностное участие.

а) В популярной литературе о разрыве между западной и восточной Церквями в XI в. атмосфера во многом, если не полностью, утратила свои прежние характерные черты. Теперь гораздо отчетливее видят дурные последствия разрыва, а также то, что вина не может быть на одной стороне (ср. §§ 121_124).

б) С другой стороны, осуществляются многообразные отрадные контакты между католическими и протестантскими богословами, особенно в Германии, Франции, Голландии, Швейцарии, Англии, США, а сегодня и в Италии, т. е. то, что обычно называют делом Una-Sancta.

Попытки договориться предпринимаются многими христианами евангеличес кой и католической Церквей в журналах434, бесчисленных докладах, рабочих группах, научных конференциях, что уже почти в течение сорока лет способствует лучшему взаимопониманию и тем самым — сближению. За немногочисленными исключениями в этой сфере дискуссия потеряла прежнюю полемическую форму и превратилась в подлинно религиозный и научный разговор. Ставшее общепринятым (опять-таки не без исключений) выражение «разделенные братья» — само по себе значимый симптом. Но тем не менее во всех подлинно серьезных высказываниях подчеркивается решающее значение вопроса об истине и отклоняется оппортунистическое преуменьшение различий в учениях. В отличие от некоторых прежних попыток сегодня признали, что союз в вещах, касающихся веры, не может быть создан искусственно.

С другой стороны, вновь научились видеть общее, например глубокое родство религиозных устремлений (в отличие от некототорых богословских формулировок: §84) реформаторов и католиков. Историческое исследование раскола научилось видеть вину и недопонима ние с обеих сторон. Фактически в области учения некоторые противоречия признаны недоразумениями и, следовательно, объективно не существующими. В этой связи поразительно, что сердцевина спора в течение 400 лет — учение об оправдании — в определенных аспектах оказывается тождественной435.

Со стороны евангелистов (§ 84) некоторые круги обнаруживают, что реформаторы привлекали Св. Писание вовсе не равномерно и исчерпывающе (ср. идеи «Собрания» и связанных с ним кругов — окружения старшего пастора Асмуссена и Лакманна; признание пастором Бауманом служения Петра). Со стороны католиков научились по-новому смотреть на религиозную серьезность протестантов и на их ревность о святой Церкви и богатстве Слова Божия.

6. «Дело Una-Sancta» не осталось без противодействия. Для многих евангелистов, которым понятие «единственной истины» стало совершенно чуждо, «Monitum» Пия XII от 1947 г. стал «слоем инея на весенних надеждах о воссоедине нии» (U. Valeske). «Instructio» того же папы 1948 г. содержит откровенно сдерживающие моменты; но она же впервые сделала дело Una-Sancta официальной обязанностью епископов. Догмат о вознесении девы Марии во плоти был воспринят протестантскими богословами как значительное углубление пропасти. «Атмосфера» подверглась определенным колебаниям. К этому добавились некоторые неловкости с обеих сторон. Вопрос о смешанных браках и о положении протестантов в Испании часто возбуждал с евангелической стороны резкую реакцию.

Несмотря на то что с обеих сторон есть упорствующие из числа «вечно вчерашних» (выражение архиепископа Йегера), подлинные небогословские и богословс ко-церковные различия, а также богословские противоречия между католиками и реформаторами нуждаются в тщательном рассмотрении. В особенности глубока пропасть — через которую человек сам не в силах перебросить мост — в связи с понятием Церкви. Кроме того, протестантизм настолько разделен внутри себя, что встает вопрос: если делу суждено дойти до официальных переговоров, с кем Рим должен вести дискуссию?

Осуществление дела Una-Sancta сегодня более чем когда-либо не может ограничиваться богослововскими формулировками. Следует четко различать, что нужно для объединения — единство богословской терминологии (которое с человеческой точки зрения кажется невозможным) или единство веры, поскольку человеческие языки никогда не будут адекватны содержанию веры.

С самой общей точки зрения, совместное сопротивление христиан различной веры национал-социализму — в концентрационных лагерях второй мировой войны, в странах-сателлитах, оказавшихся под властью большевиков, в особенности в восточной немецкой зоне — с невиданной прежде глубиной поставило вопрос о совместных страданиях, о крови, вместе пролитой за единого Господа, о том, что при всех разделениях осталось общего.

С другой стороны, духовно-религиозное положение христианства в мире оказалось под угрозой, и в этой связи вопрос о бытии или небытии христианства оказывается тесно переплетен с экуменическим. Ведь ничто так жестоко не сказалось на убедительности и вместе с тем на действенности Откровения, как различия в его истолковании разными частями христианского мира после Реформации.

Надежда вопреки ожиданиям — такова законная христианская позиция. На нее дело Una-Sancta сегодня во многом и опирается. Можно с уверенностью сказать, что у движения Una-Sancta есть будущее.

В этих обстоятельствах с церковно-исторической точки зрения чрезвычайно важна следующая тенденция: сегодня христианский мир с большим рвением и регулярностью объединяется в молитве о даровании Господом единства (Ин 17, 1 слл.). Раскол вообще признается противоречащим воле Господа и греховным.

7. За рамками строго церковной сферы также образуются межконфессиональные и интернациональные сообщества мирян, которые с удивительной серьезностью пытаются воплотить христианские ценности в работе учреждений, торговых предприятий и промышленнос ти. Нельзя упускать из виду опасности — прежде всего опасность релятивизма, — но столь же мало следует упускать случай использовать явно выраженную добрую волю и религиозное рвение. Примеры: «Die moralische Aufrьstung von Caux», основанное в 1938 г. Франком Бухманом († 1961 г.), «International Christian Leaderschip», основанное в 1935 г. А. Ферейде в США, с 1949 г. в Германии; «Lions», основанные в 1917 г. в Техасе, с 1952 г. также в Германии.

8. а) Правда, все эти важные позитивные начинания не оказывают влияния на эпоху в ее совокупности. Наш общий анализ это показал. Кажущаяся поистине апокалиптической духовно-душевная катастрофа сегодняшнего человечества, его «головокружительный провал в пустоту, в потерянность и заброшенность», духовно-моральное опустошение, которое проявляется в литературе, философии и живописи (Пикассо) и в кругах либертинского релятивизма утверждаются и даже «торжествуют », объявляя себя подлинным отражением человеческой сущности. Такое положение предъявляет христианскому провозвес тию сейчас значительно более высокие требования, чем в ранние эпохи. Неумолимо встает уже высказанный ранее вопрос: в какой степени говорящий как христианин является христианином на самом деле? Горькая жалоба, что признание себя христианином и христианское учение — вещи, все более далекие друг от друга, постоянно звучит после второй мировой войны среди нехристианских народов, живущих за пределами Европы.

б) Самое тяжкое бремя новейшей истории— ужасные массовые преступления, совершенные в «третьем рейхе» против евреев (6 миллионов убитых), когда христианская совесть не смогла предотвратить преступление или хотя бы высказать громкий протест против него. Здесь снова встают те же самые вопросы, на которые мы уже (§ 76) дали отрицательный ответ для всего средневековья и для наступающего Нового времени.

Теперь, после этих беспрецедентных преступных деяний, перед каждым христианином стоит вопрос о братском чувстве к евреям. Ився Церковь в целом должна спросить себя, достаточно ли она сделала или делает, чтобы достояние Откровения, обретенное в еврейской среде, усвоить и сделать плодотворным как для христиан, так и для евреев.

в) С церковно-исторической точки зрения, «еврейский вопрос» поднят на новый уровень благодаря государству Израиль, которое призвали к жизни светские власти — вопреки страстному сопротивле нию арабских жителей, — и которое изнутри подвержено величайшему напряжению: с одной стороны, современное государство с весьма разнородным по языку, образованию и происхождению населением; с другой — теократия, в которой закон Моисея во многих вещах управляет повседневной жизнью; ведь полноправным гражданином Израиля может стать лишь тот, кто исповедует иудаизм.

Наряду с этим вновь сказывается основная опасность всего нововременного развития: угрожающая радикальная секуляризация, поскольку современное еврейство в Палестине не ограничивается повсеместной организацией синагог, равно как и «кибуцев», в которых в субботу прекращается всякая деятельность, а также тем, что Мартин Бубер (род. в 1883 г.) изображает как полную силу веры, оказывающую воздействие далеко за пределами Израиля, и тем, что ему свойственно в силу мудрой верности традиции отцов. По мнению внимательных наблюдателей палестинского еврейства, ему как целому в большой мере грозит опасность секуляризованного либерализма и атеизма.

§126. Перспектива

I. Церковь во времени

1. а) Мы приближаемся к концу нашего странствования через девятнадцать веков. В этом заключительном параграфе мы попытаемся сделать краткий итоговый обзор положения Церкви в современном мире, сформулировать ее потребности и, возможно, ее перспективы.

Но здесь перед нами возникают сложности, связанные с самой сущностью истории. Мы оказываемся перед лицом многообразных, более того, противоречивых тенденций, и это многообразие почти подавляет нас. Нам предстоит назвать одновременно положительные и отрицательные факторы, сказать о том, что внушает надежды и что таит в себе угрозу.

Некоторый опыт, приобретенный нами на протяжении долгого пути (и не в последнюю очередь разочарование в надеждах на расцвет христианства и Церкви после первой и второй мировых войн), вынуждает нас соблюдать осторожность в оценке современных тенденций. Находясь в центре событий, мы не должны считать, что можем предложить исчерпывающее и окончательное истолкование положения вещей. Ибо мы имели слишком много случаев убедиться, что смысл сегодняшних событий всегда выявляется только завтра.

б) И все-таки, при всей осторожности, мы имеем право сказать, что наша современность (я пишу это в 1963г.) с точки зрения истории Церкви отличается определенным своеобразием. Да, мир изменяется полностью и до самых глубин. Да, вера и ее носительница Церковь подвергаются мощным открытым и закамуфлированным нападкам. Но, с другой стороны, Церковь оживилась, пришла в движение, ее усилия столь плодотворны, она ведет столь активный диалог с расколотым ею же христианством и даже с нехристианским миром, она настолько глубоко прониклась идеей внутреннего самореформирования, что трудно найти в истории момент, более благоприятный для подведения итогов и набрасывания перспектив, чем тот, который мы переживаем сейчас.

Ибо, как мы говорили в предыдущих параграфах касательно XXв., в очень многих секторах церковной истории в католическом и евангелическом ареалах имеет место новый оборот дел, и несмотря на колебания и откаты, о чем мы также не умолчали, этот процесс изменения, внутреннего преображения Церкви, не прерывается.

в) Ныне, как и прежде, неотторжимым достоянием Церкви является вера, истина о Господе и Его апостолах, сохраненная для нас традицией. Но в наши дни акцентуация исповедания выглядит иначе, чем в прошлом. Даже если в предыдущие столетия между Церковью и «другими» происходило нечто вроде диалога, то все-таки никогда раньше и никогда в таком масштабе не имел места отказ от приказного тона и навязывания требований, никогда раньше не звучала так явственно обязательная заповедь Господа о свободном принятии Благой вести, о готовности прислушаться к разделенным братьям по вере.

Анализ ситуации, приведенный в предыдущих разделах нашего труда, показывает, насколько приблизительными являются такого рода общие характеристики, часто это всего лишь подступы к свершению, но далеко еще не выполнение задачи. И теперь мы лишь напоминаем об этом.

2. а) С момента основания Иисусом Церковь прошла огромный путь развития. На наблюдателя, сравнивающего ее сегодняшний образ с той картиной, которую оставили нам апостолы, различие производит мощное впечатление,— идет ли речь о распространении веры Христовой по земному шару, или об усложнившейся структуре внутрицерковных органов, или о многочисленных формах благочестия, особенно литургии, или же о преподавании евангельского учения Иисуса Христа и изложении его в школах, литургии и богословии. Горчичное семя стало воистину великим древом. Перед нами поистине необозримое разнообразие форм и содержаний, имеющих весьма различную ценность.

Чтобы понять эту историю, следует задуматься вот над чем: каким образом из малого семени выросло столь мощное дерево? каким образом из горстки учеников Иисуса возникла мировая Церковь?

б) Благодаря вочеловечиванию Слова христианство по своей сути в высшей степени вообще человечно. Оно могло бы открыто выразить себя с помощью любой формы культа. Как же произошло то, что оно воспользовалось именно теми формами, именно теми образованиями, которые мы знаем из истории и которые ныне имеем перед собой?

Принципиальный ответ на этот вопрос мы дали в начале нашего рассмотрения: дело, начатое Иисусом, развивается под покровом Святого Духа в соответствии с естественными реалиями каждого данного «духовного пространства», в которое брошены его семена и где оно произрастает.

Тем самым результат, т.е. конкретно осуществленная историчес кая форма, познается в своей исторической обусловленности. И насколько ядро учения, а стало быть, сущность духовного восприятия жизни и учения Господа оставались неизменными, настолько же свободно Церковь могла, может и должна искать на этой основе внешнее выражение для своей внутренней жизни.

Однако взросление означает также и старение. Это таит в себе опасность застывания, неподвижности и может в определенной степени привести к бесплодию. В истории Церкви мы часто встречались с таким окоченением. Иногда у нас создавалось впечатление, что именно эта неподвижность, упор на традицию оставляют свою печать на бытии Церкви. Но многие процессы церковной истории показывают нам, что и самая страшная угроза может быть преодолена, когда оцепенение проходит и жизнь берет свое.

Главное для нас заключается в том основополагающем выводе, что и в наше время дело обстоит не иначе, чем прежде. Категорический приговор самодовольного либерализма о том, что «Церковь закоснела», сдан в архив. Пусть многое в Церкви и вокруг нее было застывшим, пусть многое и ныне недостаточно оживлено (это касается как пастырей, так и паствы), пусть, возможно, когда-нибудь странствую щая Церковь поддастся еще большей усталости, но все же ее невероятная стойкость означает, что она не путает традицию с консерватиз мом. Церковь жива.

И в наши дни она находится в движении.

Мы встретились с поразительным множеством распоряжений и суждений последних пап, раскрывающих широкие перспективы; начиная со Льва XI мы пережили новое, поистине программное провозглашение идеи всеобщего священнического служения. И менее десяти лет назад (1956г.) Пий XII вмешался в область литургии, которая считалась неприкосновенной, и распорядился внести изменения в богослужение Страстной недели и Пасхальной ночи. (Об этом Соборе см. разд. III).

II. Где находится Церковь сегодня?

1. а) Мы не сможем получить убедительного научного ответа на поставленный в заголовке вопрос, если ограничимся чисто прагматическим описанием всего, что происходит вокруг нас. Движения и проблемы не следует выносить за скобки сегодняшних решений просто потому, что они берут начало уже в XIX и даже в XVIIIв. И если день завтрашний в свое время высветит содержание дня сегодняшнего, то анализ любого крупного социального образования не будет убедитель ным без учета великих событий дня вчерашнего и позавчерашнего, ибо из них сформировалась современность; они и ныне еще определяют ее. Это тем более справедливо в тех случаях, когда прежние варианты развития проявляются в современности во всей своей бурной полноте.

б) С внутрицерковной точки зрения, издание нового церковного устава (CIC) в 1917г. и заключение Латеранских соглашений, т.е. изъятие Церкви из области политики, следует определить как события эпохальные. Уже два этих события являются в значительной степени выражением начавшегося обновления сегодняшней Церкви и средством его осуществления. В рамках этих событий протекали многие новые инициативы, о которых мы упоминали в связи с понтификата ми Пиев X, XI и XII. Это не были только начинания; случались и откаты; но в целом с этого времени началось мощное самореформирование Церкви, возбуждающее умы и тем самым вынуждающее проявлять осторожность и по-новому осмысливать реальность. Возможно — да будет нам позволено употребить наше ключевое слово «надежда»— мы в настоящее время присутствуем при широком осуществлении этого внутреннего самореформирования.

2. а) Наше исследование утвердило нас в убеждении, что вся церковная история теснейшим образом связана с уже наличным окружающим миром и его образом жизни. Мы останавливались на этом в вводных параграфах к Новому времени и к XIXв. и еще более подробно рассматривали вопрос в предыдущих параграфах. Здесь мы лишь упомянем об основных тенденциях и подчеркнем, насколько сегодняшние их проявления влияют на положение Церкви и условия ее работы.

Ныне мы воспринимаем наше окружение иначе, чем воспринимали его прежние поколения. То, что мы называем историей, а именно происходящие во временной последовательности изменения человеческого бытия в их причинной связи, воздействует на нас более глубоко, чем когда-либо: стремительность, с которой преобразующие события сменяют друг друга, позволяет их наблюдателю самому испытать и пережить их историческое воздействие. А это в свою очередь происходит таким образом, что, как мы уже неоднократно подчеркивали, одни и те же события одновременно касаются всего человечества. Это означает, что опыт человечества стал глобальным.

То, что оказывает на нас формирующее воздействие, что случается с нами или просто окружает нас как жизненное пространство, касается, во-первых, области естественных наук, включая всеохватывающую технизацию, а во-вторых, новых социально-экономических условий нашей повседневной жизни, быта и работы.

б) Типология и содержание естественнонаучных открытий и непрерывные (оправданные или фальсифицированные ради сенсаций) сообщения о них людям через средства массовой информации постоянно воздействуют на сознание людей. Картины мира и масштабы, унаследованные нами от наших отцов и даже дедов, больше не удовлетворяют, более того, они не работают. Меняется не только наш образ мира, наше мировоззрение, но и наше мироощущение.

Это воздействие не может не влиять на способ нашего существования как людей верующих, а также на те возможности, какими могла бы воспользоваться Церковь для обращения к людям со своей миссией.

Следует даже сказать, что эти возможности, если рассматривать их с точки зрения пастыря, пекущегося о спасении душ, и того, к кому он обращается, на первый взгляд уменьшаются. Наступившее в обществе отрезвление относительно многих природных явлений, привычка мыслить в лежащих на поверхности, измеримых категориях послужили поначалу тормозом для религиозного отношения к вещам. Хуже того, действительно великие деяния человеческого духа, под впечатлением которых мы постоянно живем, свершались лишь небольшой частью верующих людей, среди которых было мало католиков. Для многих эти деяния были скорее отягощены знаком безбожия.

Несмотря на то, что среди естествоиспытателей многие были людьми верующими, христианам, католикам часто предъявлялся упрек в том, что они не проявили в достаточной мере творческого отношения к жизни современного человечества, не говоря уже о том, что лишь немногие из них участвовали в создании этой жизни. Если эта современная жизнь должна быть привнесена в Церковь, следует преодолеть внутреннюю апатию, достичь творческого подъема; необходимо заново наживать опыт и заново формулировать вопросы, ответы на которые должны дать естествоиспытатели из среды собственно католической. Христианское отречение от мира может быть только позитивным овладением миром. Или же мир ослабеет и откажется от построения Царства Божиего.

в) В особенно опасной форме христианская и особенно католическая несостоятельность, о которой мы только что упомянули, уже давно обнаружилась в вопросе об эволюции. В этом вопросе христианский мир и Церковь попали в крайне угрожающее положение. Эволюцион ная идея, поддержанная и подкрепленная огромной массой научных находок и открытий законов жизни, стремится стать объяснением мира, творения, человека, истории, которая больше не стоит в одном ряду с естествознанием, но попала от него в полную зависимость.

Именно здесь, где нет пути назад, церковные круги многократно уступали позиции: вместо того, чтобы возражать только против материалистической профанации эволюционной идеи, они часто выдвигали возражения против самой идеи как таковой. Они боролись против Дарвина вместо того, чтобы бороться с дарвинизмом. Они упустили из виду, что Господь в своей неизреченной мудрости вполне мог бы придать Своему творению, «миру», такую «ведущую вверх» «творческую» целесообразность, что созданное Им будет развиваться до того конца или того, неведомого нам, совершенства, какое Он ему предназначил.

Что же, ныне нас утешает то, что даже это современное естественно научное мышление оказывает помощь религиозному мышлению. Избегая победных фанфар (кое-где в них затрубили слишком поспешно), Паскуаль Иордан предлагает в качестве образца такую негативную формулировку: «Совершенно очевидно, что вся проблематика отношений между научным познанием и религиозной верой ставится заново во всей ее полноте. Ни один из аргументов, с которыми прежние естествоиспытатели (или прежние апологеты естествознания) вели свои атаки на религию, сегодня не выдерживает критики».

В этой ситуации и в связи с указанной проблематикой приведем в пример человека, который может служить убедительным символом описанной тенденции: это скончавшийся в 1955г. французский иезуит Пьер Тейяр де Шарден— великий геолог и палеонтолог. В данном случае нас не интересует, верны ли его научные выводы во всех деталях. Пусть об этом судят специалисты. Но символично его искреннее религиозное признание всех конкретных фактов науки и согласован ность этого признания с христианским мышлением и христианской верой; символично его стремление к такой духовной позиции, которая бы слила воедино веру и научное мышление, исходя из центрального момента (а не просто внешнего сопоставления), и тем самым попытка проложить мост над опаснейшей пропастью новейшей истории.

г) Наряду с переворотом в сознании, который вызван пересмотром естественно научных знаний, и переменами в жизни, вызванными успехами техники, сегодня на наши основные представления о мире влияют преобразования в социально -экономической сфере, о которых мы писали выше, характеризуя их с помощью таких понятий как мегаполис и массовость. Социально-экономическое разрастание, новый тип жилья и новые профессии и занятия приводят в движение сверхмощные силы, захватывают все наше Я, и избежать их воздействия не удается никому. С определенной необходимостью они вырывают человека, даже традиционно воспитанного христианина, из привычной колеи. В известной степени отсюда происходят кризисы веры, отношения к Церкви, к клиру, и эти кризисы почти неизбежны.

Представить себе всю опасность создавшегося положения можно, если поставить вопрос о том, как западное человечество вообще осуществляет в новейшее время свою столь превозносимую, да и в самом деле незаменимую свободу. Оно допустило духовное, религиозное, церковное и прежде всего человеческое разложение, которое начиная с XIXв. становится все более стремительным и безудержным. Возникнув одновременно в нескольких точках, эта болезнь развилась до настоящей угрозы нигилистического уничтожения. Непредвзятый взгляд на общественные события в целом с конца второй мировой войны вынуждает признать, что свободный мир продемонстрировал элементарную ненадежность, пугающее отсутствие инстинкта самосохранения.

3. В пределах этого общего духовного разложения действует очаг болезни, который представляет для нас еще большую угрозу, чем потеря христианской веры. Иначе, чем во времена реформаторского раскола в XVIв., даже иначе, чем в эпоху выветривания ценностей в XVIIIв., теперь исчезает еще один, более глубокий фундамент: истина, идея истины. И здесь мы оказываемся у последней решающей черты. Вопрос об истине, о единой истине должен снова стать делом человечества, если оно не хочет, чтобы его поглотил хаос. Возможно, в нашем грандиозном споре мировоззрений, конфессий или, во всяком случае, мнений нам не так-то легко убедить нашего брата или врага, в чем именно заключается истина. Но самая мысль о том, что может существовать только одна истина— или ее вообще нет,— эта идея должна быть всеми силами, со всей страстностью возвращена в сознание людей. Здесь всеобщее решающее начало.

4. а) Во всех этих отягощающих факторах находит свое выражение не только внутренняя слабость христианина, мы распознаем здесь действие внешних сил, направленных против Церкви. Напомним, что история Церкви Нового времени проходила в сущности под знаком общей атаки на Церковь.

Знамения времени указывают даже на гигантскую борьбу двух фронтов. Истинно верующие (в отличие от христиан по названию) стали меньшинством. Мировая культура как целое ныне не верует в Откровение, даже враждебна Откровению. Несмотря на значительные религиозные подъемы в пространстве веры, которые мы констатируем в XIX и даже XXв. и которые ни в коем случае не следует забывать или не принимать всерьез, все еще остается в силе высказывание Пия XI (в Quadragesimo anno, 1931г.): «Нам противостоит мир, в большинстве своем впавший в язычество». Да, куда ни взгляни, поднимается настоящий Mysterium iniquitatis в своем демоническом радикализме, которому вряд ли найдется аналог в истории. После многократно повторявшихся приступов ненависти ко Христу и Его Церкви, отравившей национал-социализм, наряду с тысячекратным возрастанием неверия вплоть до провозглашения «отсутствия Бога» в мире, атеистиче ский большевизм вынуждает миллиард представителей нынешнего человечества исповедывать радикальную секуляризацию мышления и жизни.

б) Русский и китайский большевиз м в принципе есть отрицание религии вообще. Бог есть «архивраг коммунистического общества», «любая религиозная идея, любая идея о каком-либо боге, даже любая игра с такими понятиями есть невыразимая пошлость, подлая зараза» (Ленин). Здесь возникла структура, которая, презирая всякую традицию, не только не поощряет религию, но с демонической страстностью и расчетом распространяет безбожие и при этом в великой дерзости своей обещает и пытается преобразовать, «создать заново» землю, жизнь, человека. Исходя из своей материалистической основы, большевизм не признает связи ни с каким моральным законом или объективной истиной. Единственным законом для него является польза для пролетарского общества, как эту пользу понимает в своей полной безответственности субъективного произвола тот или те властители в зависимости от изменчивого положения вещей. Действует только одна установка: экономический результат должен служить к материальной пользе пролетарского общества. Это основной закон, который оправдывает все средства для достижения цели. Само собой разумеется, что при этом допустим любой обман противника вплоть до нарушения слова. Таким образом, большевизм не упускает возможности образования структур, позволяющих себе утверждения, находящиеся в полном противоречии к официально тысячекратно провозглашенному заявлению, что в его сфере существует якобы свобода совести и религиозных отправлений. Болтовня о мирном сосуществовании прикрывает по мере надобности внутреннее, неизбежно все более активное противоречие. В действительности же имеет место уничтожение всякого попечения о спасении души, разрушение церквей, являющихся часто бесценными памятниками искусства, кощунственное поношение Креста, жестокое преследование священнослужителей, планомерная борьба с Богом, начиная со школы, отравление всего доброго.

История еще не знала такой ненависти к религии, проявляемой в таком масштабе. Ибо единственным хозяином всех духовных и материальных благ, единственным хозяином одежды и пищи и одновременно единственным воспитате лем, более того, господином над жизнью является сознательно атеистическое государство. Проповедь атеизма широкомасштабно организована и ведет упорную борьбу против религии во всех слоях населения. За этой борьбой стоят штыки Красной Армии и ужасы сибирской ссылки. Ибо даже при нынешних правителях, которые упрекают Сталина, но сохраняют его наследие, отдельный человек отдан на произвол государства или диктатора, даже если в настоящий момент больше не происходит внезапных арестов, казней, похищений. «Их руки обагрены кровью», а их основные претензии к общественному устройству, созданному христианской Европой, и к религии полностью сохраняются. Общий вывод однозначен: мы стоим здесь перед чудовищной мистерией зла и ненависти, и нам угрожает страшная опасность. Тем более, что программа большевизма предусмат ривает распространение своей заразы на всю землю. Спорадические заявления о том, что коммунизм не является предметом экспорта, ничего по существу в этой программе, в постановке самой цели не меняют. Нет и никаких убедительных доказательств в пользу того, что имеет место сближение государства с православ ной Церковью (со второй мировой войны), что в русском народе живо религиозное чувство и происходит рост религиозной жизни, все эти разговоры— не более, чем тактические уловки.

в) Точно описать положение Церкви во всех охваченных коммунизмом странах— дело трудное. Фактически каждая из этих стран имеет свою собственную церковную проблему. За тот отрезок времени, который лежит между русской революцией 1917г. и окончанием второй мировой войны, накопилось огромное количество доказательств, что во многих странах официальные сообщения и даже статьи конституций, трактующие о равенстве, свободе совести и свободе религиозных отправлений, отнюдь не отражают истинного положения вещей. В подавляющем большинстве случаев избранные и назначенные с соблюдением всех требований законодательства главы Церквей не могут исполнять своих обязанностей, поскольку им препятствуют в этом государственные режимы. Например, в Венгрии рукоположен ного епископа ссылают в маленькую деревушку, где ему позволяют служить разве что сельским священником, но лишают всякой возможности руководить своим диоцезом. Так мы видим, что значит быть Церковью Креста.

5. Процесс радикального изменения условий существования современных людей будет протекать еще более остро и угрожающе, поскольку в него с поразительной быстротой и подчас с невероятной настойчивостью вступают новые развивающиеся народы. При их активизации одновременно происходит как отказ от европейского господства, так и восприятие европейских духовных, недуховных и материальных ценностей, а также частичное оживление старых традиций религиозного и нерелигиозного толка. В стремительном темпе, который не дает этим народам возможности органически врасти в бурно воспринятую и столь желанную свободу, они выдвигают требования самостоятельности, в том числе и по отношению к внеевропей ским миссиям и миссионерам.

6. а) Какой же вывод следует сделать из этого Церкви? Как она должна работать в нашу эпоху, когда, как мы говорили, во всех сферах бытия и всех слоях общества реакция людей глубоко изменилась, когда атеистическая борьба против веры и Церкви приняла организованные формы, когда к этой борьбе присоединяются массы неверующих и морально безответственных людей во многих свободных странах? Вывод ясен: в наши дни перед Церковью, как в европейско-атланти ческом ареале, так и за железным занавесом, стоит новая задача.

б) Самым нелепым и даже детски наивным решением станет любая попытка повторения пройденного. Церковь не может и не имеет права вычеркивать из своей истории несколько столетий Нового времени, как и желать возвращения ушедшей в прошлое эпохи средневековья. Церковь только тогда выполнит свою миссию, если постарается всеми силами расчистить путь для того, чтобы свершилось по слову Писания: «се, творю все новое» (Откр 21, 5),— если она устремится к творению нового в первоначальном смысле, что было ее постоянной задачей со времен основания и что она осуществляла исторически обозримым образом в начале новых великих эпох.

Нам не дано видеть во всех подробностях путь к достижению этой цели, но сама цель и ответственная задача— по-прежнему ясны: народы, которые некогда достигли зрелости под руководством Церкви, должны свободно возвратиться в лоно свободной Церкви (§108). Издесь, наконец, уместно произнести это таинственное ключевое слово, чреватое пробуждением творческих сил и вмещающее в себя весь комплекс бросающих нам вызов проблем: христианская свобода. Методы душепопечительной работы нуждаются не в поверхностной шлифовке. Они должны обновиться. История во многом есть цепь упущенных возможностей. Как раз в наши дни Церковь должна извлечь отсюда выводы. Паства изменяется. А потому и пастыри не должны обращаться с нею, как столетия назад. Эпоха патриархально-кресть янских отношений миновала — в Европе, в Америке, в миссиях. Народ, при всей своей дерзости и несмотря на нее, взрослеет в своей собственной сфере. Нельзя допустить, чтобы он считал сферу Церкви отсталой, ее методы и примеры устаревшими, а обращение с ее стороны— поверхностным, не затрагивающим глубин его сознания. Осуществление внутренней христианской свободы в самой Церкви, а также в тех пожеланиях, которые она адресует вовне, теперь, как никогда прежде, является непременной предпосылкой,— если сегодняшнее человечество должно снова в крупных масштабах усвоить непогрешимое учение Церкви.

в) Общее положение Церкви есть положение миссионерской Церкви; ситуация как никогда прежде взывает к объединению всех христианских сил.

При этом Церкви, возможно, придется взять на себя часть тяжелой ноши в болезненном переломе всего человечества. Тяжесть этой ноши может оказаться весьма плодотворной для необходимого обновления Церкви,— так и происходило каждый раз на великих поворотах церковной истории, когда Церковь словно бы рождалась заново. Нельзя собрать ни единого плода, прежде чем не будет вспахано поле и не умрет зерно. И обращение к творческим силам Церкви в начале трех великих эпох— раннего христианства, средневековья и Нового времени— каждый раз выражалось в угрозе для жизни Церкви. Иудео-христианство, преследование христиан и гнозис, национальные Церкви, адогматический гуманизм и Реформация; Просвещение, революция. Существуют муки творчества, в том числе и в церковной истории. Во времена строительства нового можно и нужно еще более живо осознавать эту болезненную, иногда очень мучительную истину и оставаться верными себе.

Никто по самой своей сути не обязан столь строго занимать эту всеобъемлющую смелую позицию служения брату своему, как христианин. И в этом ему должно служить опорой великое знание двухтысячелетней истории Церкви; Церковь не однажды преодолевала угрозу гибели, близорукие противники не однажды приговаривали ее к смерти, в ней было столь много грешного по вине несостоятельных пастырей и паствы, но все-таки она каждый раз воспроизводила из себя цветущую жизнь.

7. а) Разумеется, для этого необходимо, чтобы описанные выше новые побеги проникли в самую глубину почвы, чтобы они повлекли за собой воспламенение католических сил и их стойкость, чтобы имело место не только суровое осуждение, но и плодотворное благослове ние естественных ценностей народной традиции в различных нациях и в семье. Здесь основная католическая позиция — великий синтез— должна выдержать решительное испытание: не отрекаясь от единой истины, не скрывая трений, не отчаиваясь и не опуская рук, без высокомерного или даже фарисейского отчуждения, не сглаживая великой тайны Креста и всего того, что по воле Всевышнего должно стать тернием во плоти времени и мира, а потому, наконец, с обязательной для всех христиан любого ранга готовностью к вопрошанию собственной совести мы должны возвещать миру Послание Христа.

Не в последнюю очередь в наше время церковная история требует от католиков приносить постоянные молитвы и жертвы. Нужно молиться, ведая о бремени живого Бога истории и смиренно принимая понятие Провидения. Церкви, созданной Распятым, матери народов, менее всего дано будет избежать тягот, страданий и непризнания— как раз ныне, в эпоху, когда глубоко перепахивается структура народов. Ныне христианство несомненно стоит под давильнями Господа. Возможно именно отсюда мы смеем почерпнуть надежду для Европы: надежду на то, что в ней снова найдется достаточно много стойких в вере молитвенников. От этого зависит ее жизнь. Либо Европа снова станет в этом смысле христианской, либо христианский Запад погибнет. Европа-Запад несет на себе ныне, в силу исторической связи и в силу исторической вины (судя по ее образу мыслей и образу жизни), глубокую ответственность за мир и христианство.

б) Из истории Церкви мы узнали, сколь велика сила страдания, претерпевае мого во имя веры. Поэтому в нашем историческом обзоре, который был задуман как сочинение богословское, мы позволим себе заглянуть за горизонт нынешнего дня и нынешней ситуации, хотя в соответствии с пророчествами Нового Завета богослов может лишь выражать свою надежду и упование и высказываться о будущем с величайшей осторожностью. Ибо задача, возложенная Господом на Церковь,— учить и благословлять— имеет в виду и обещание жатвы, и поскольку эта задача нигде и никогда не может быть ограничена никакой, пусть самой сильной, государственно-человеческой властью, Церковь найдет в себе внутренние силы и внутреннее право снова осуществиться как Церковь Слова Божиего. Предпосылкой нового рождения на всем пространстве мира и предпосылкой успешного отпора возобновляющимся со всех сторон резким атакам во имя неверия (или замены веры) является субстанциальное осуществление христианской веры в жизни. Сегодня, как и всегда в истории Церкви, остается в силе закон: святые праведники построят Царство Божие.

III. Иоанн xxiii и вселенский собор

1. В этой угрожающей ситуации 28 октября 1958г. папой был избран Джузеппе Ронкалли, патриарх Венеции (Иоанн XXIII).

После того, как его необычный предшественник, вызывая восхищение всего мира, в бесчисленных устных и печатных заявлениях вдохновенно высказал свою позицию по вопросам, волнующим человечество, новый папа в короткое время по-иному пробудил Церковь к осознанию своей задачи в сегодняшнем мире.

Знаменателен способ обращения к людям, избранный папой: теоретические абстракции отошли на задний план; он говорит о вещах конкретных, следуя голосу сердца, глубоко и просто. Неожиданно оптимистический, доброжелательный тон придает его искренним словам поразительную проникновенность. И хотя до сих пор это не было как-то теоретически сформулировано, создается впечатление, что категории харизматического и пророческого снова обретают свое значение436.

2. Все это находит отражение в его самом важном, всеобъемлющем мероприятии— неожиданном, но в высшей степени отвечающем духу времени и положению Церкви созыве (1959г.) Вселенского собора (IIВатиканского), который собрался 11 октября 1959г.

Сам созыв всеобщего собора в нынешней ситуации Церкви произвел потрясающее впечатление. Правда, в церковном уставе, действующем с 1918г., имеется лапидарная формулировка: «Вселенский собор обладает верховной властью в Церкви». Однако, в соответствии с дефинициями I Ватиканского собора и развившегося в результате этих дефиниций и как раз при Пие XII чрезвычайно усилившегося церковно-куриального централизма эта формулировка вполне могла остаться теорией. Казалось правомерным мнение многих евангеличес ких и католических богословов, что вселенские соборы стали излишними в католической Церкви, что достаточно середины и вершины, что периферия— только исполнительный орган. Созыв II Ватиканского собора и мобилизация всемирного епископата на интенсивное сотрудничество в его подготовке, как и самый ход Собора доказали, напротив, что и сегодня Собор— одна из жизненных функций Церкви.

На совещаниях Собора, как испокон веков в истории Церкви, речь шла о более точной разработке традиционного, неизменного учения. Собор начал с обсуждения не каких-либо вопросов, высоко актуальных с профанной точки зрения, но с литургии и евхаристии. Взоры участников были обращены к самой сердцевине жизни. Но и в других вопросах абстрактно-богословские аспекты отошли на второй план. Папа, например, на первой серии заседаний принял решения по еще не созревшим для обсуждения вопросам (об источниках Откровения: Писании и Предании): сочтя, что эти проблемы были представлены Собору в русле слишком выдвинувшегося на первый план богословия, он временно снял их с официального обсуждения на Соборе и поручил специально образованной (на более широкой персональной и, следовательно, интеллектуальной основе) комиссии более тщательно подготовиться к повторной дискуссии.

3. С другой стороны, папа выдвинул на обсуждение некоторые тезисы, важность которых знакома нам по истории догматов и богословия: (1) следует проводить различие между субстанцией того или иного тезиса веры и его словесной формулировкой, с неизбежностью обусловленной временем; (2) в наши дни следует возвещать людям содержание учения об Откровении на том языке, на котором они мыслят и в соответствии с их научными познаниями; (3) само же возвещение должно осуществляться в попечении о душах; оно не должно навязываться приказным порядком, оно должно быть пастырским служением, ибо такова божественная миссия Церкви и характер заповеди. Чин есть служение.

4. В ходе подготовки к Собору папа основал собственный «Секретариат по единению христиан» под руководством одного из кардиналов курии (немца Августинуса Беа SJ), и этот секретариат оказался очень важным центром сбора информации о многих устремлениях к обновлению. Многие инициативы и импульсы церковного обновления обобщались здесь и направлялись дальше, и папа особенно проникновен но говорил о них на заседаниях Собора как о цели стремлений.

Секретариат по единению христиан является вехой в истории Церкви, чем-то совершенно новым— и формально, и в силу поставленной перед ним задачи.

а) Формальная новизна секретариата заключается в том, что после окончания Собора он не распускается, но продолжает работу. Что же касается его персонального состава, то он был частично определен еще до начала Собора, прежде чем папа учредил его как свой консультативный орган и орган Собора. Следовательно, его состав не является продуктом курии, но укомплектован специалистами с периферии: стало быть, это новый тип ответственного совещательного органа при папе. Способ организации его работы, а именно, то, что цели и методы, похоже, сформулированы на более долгий срок, чем само существование секретариата, не исключает и даже делают вероятным возникновение аналогичных консультативных органов. Если бы это осуществилось, то могло бы повлечь за собой структурную перестройку курии (v. Aretin), что в свою очередь может привести к далеко идущим последствиям.

В этой связи следует упомянуть еще один момент, нашедший впечатляющее выражение в деяниях и высказываниях этого папы. Ссамого начала своего понтификата он неоднократно обращался к епископату со словами «Мы, епископы...». Намного сильнее, чем было принято начиная с 1870г., даже подчеркнуто сильно, он акцентировал самостоятельность епископского сана, ибо епископы поставлены Святым Духом управлять Церковью Божией. Здесь сбываются мудрые слова Ньюмана, которые мы цитировали выше. Вполне вероятно, что Собор издаст разъяснение, которое восполнит некоторое одностороннее подчеркивание примата, имевшее место на I Ватикануме и после него.

При таком усилении епископальных Церквей, в их единении под эгидой Петрова престола новые совещательные органы, о которых говорилось выше, органически впишутся в структуру иерархии.

Подобная «федерализация» Церкви должна будет осуществляться во многом иначе, чем это имело место в прошлом, когда начинали действовать центробежные силы, будь то в различных формах поместной церковности в средние века, будь то в начальных образованиях национальных Церквей в эпоху Реформации, а затем в острой форме после Реформации: (а) в реформаторском пространстве; (б) в более или менее антиримских структурах Испании, Франции и Германии.

Ибо хотя и существует, как показал II Ватиканум, значительное различие воззрений между отдельными членами католической Церкви в Европе, Африке, Америке— и римской курией, но оно имеет место наряду с совершенно бесспорным признанием папы в смысле дефиниций I Ватиканума. Следовательно, новый «епископализм» не будет иметь ничего общего с более или менее антиримски направлен ным епископализмом прежних столетий. Он замечательным образом будет представлять собой отражение совета апостолов: Петр— первый среди них, но все-таки рядом с ним в совете— епископы в качестве его «conseniores».

Как мы говорили, Иоанн XXIII наметил эту линию с самого начала своего понтификата. Собор показал, в какой степени она соответству ет церковной реальности: рассеянный по всему миру епископат собрался на Собор и осознал свое существование как настоящий орган Церкви— в своем различии и одновременно в единении с папой. «Церковь познакомилась с собой».

б) Во-вторых, Секретариат по единению христиан является вехой в церковно-историческо м развитии в силу возложенной на него специфической задачи: добиваться воссоединения разделенного христианства, воссоединения различных Церквей в новом духе и с новой отвагой, которая создает новые возможности для достижения или, по крайней мере, для подготовки достижения поставленной цели.

II Ватиканум вовсе не является объединительным в техническом смысле, как, например, Ферраро-Флорентийский собор. Он был официально объявлен внутрикатолическим мероприятием. И все-таки он был экуменическим в весьма широком значении слова. Понятие «экуменический» в последние годы немного истрепалось. В различных контекстах оно имеет различные значения.

Но все-таки можно утверждать, что оно выражает и призывает сохранить основную ценность современного положения Церкви во всем мире. Нужно только делать тщательное различие между экуменичес ким направлением мыслей, с одной стороны, и экуменическими переговорами, с другой.

Хотя II Ватиканум и не являлся объединительным собором, он все же самым энергичным образом адресовался и к некатолическим Церквям. Причины этого обращения лежат глубоко: усилие, направлен ное на достижение единения христианства, в частности на проведение плодотворной подготовки к нему, не обязательно предполагает проведение переговоров. Можно даже сказать, что такие переговоры вообще только тогда смогут быть искренними и плодотворными, если им будет предшествовать со стороны обоих партнеров углубление экуменического подхода и мышления.

в) Экуменический подход означает прежде всего и в самом глубоком смысле, что каждая отдельная Церковь, например католическая, сама сориентирует себя на то, чтобы по своей собственной оценке и согласно собственной формуле быть способной служить и с чистым сердцем обращаться не только к римско-католическим партнерам. В международных экуменических кругах эта мысль несколько лет назад была сформулирована таким парадоксальным образом: «Партнером в экуменическом диалоге является в первую очередь не «другой», но мы сами».

Итак, ныне на Соборе папой и многими участниками задача Собора сформулирована как в основном душепопечительная служба всему христианству (более того, всему человечеству). Церковь должна очиститься настолько, чтобы ее образ явился разделенным братьям как образ Церкви Христовой, и они смогли бы обращаться к ней во имя единого Господа.

В этом косвенном, но сущностном смысле внутрикатолический II Ватиканум является вполне объединительным собором. В том единственном смысле, который может дать настоящий результат. Ибо, лишь поскольку в предполагаемых партнерах религиозного диалога на некоем будущем Соборе или вне его рамок будет иметь место христианская, правоверная общность, постольку он сможет высказаться во взаимно приемлемых категориях и формулах. В духовной сфере, и тем более в сфере религиозной, а также в пространстве единой Церкви Иисуса Христа, общие формулы без общей веры суть семена, не приносящие плода.

5. Благодаря II Ватикануму и благодаря участию в нем наблюдате лей от некатолических Церквей чрезвычайно активизировалась дискуссия о единстве христианства во всем мире, например программа Una-Sancta.

Поэтому решающее значение имеет прояснение понятия «единства». С точки зрения чисто исторической, филологическо-философской (ив этом более концептуальном смысле: богословской), попытки предложить более или менее точное определение этого единства кажутся почти безнадежными. Многообразные и противоречивые взгляды на содержание христианской истины, высказываемые богословами евангелического вероисповедания той или иной Церкви, и противополож ные воззрения католической Церкви, казалось бы, не позволяют найти никакого решения.

Несмотря на это, поскольку единственность Церкви Иисуса Христа и ее единство заповедано Евангелием, эти трудности не следует считать поводом, чтобы попросту обойти проблему. Как мы уже упоминали, перед нами тот случай, когда требуется реализация факта Откровения, хотя мы и не в состоянии предложить для этого свершения теоретическую формулу. Если уж нам суждено ждать, то мы должны ждать именно здесь, когда пробьет час Божий и время исполнится.

Но мы не должны бездействовать! Ибо, как мы уже говорили, общее достояние истины разделенных христиан оказалось более важным фактором, чем мы все прежде полагали; сейчас необходимо терпеливо продвигаться по пути точного исследования в глубину (а не вширь).

Но самое главное— очевидно: христианская истина, вера осуществляется членами различных Церквей. Поскольку истина христианства не является абстрактной доктриной, но есть дух и сила, действительность и жизнь, вполне возможно, что эта истина теперь проступит тем яснее— в познании и формулировках, но прежде всего как факт, — чем больше мы будем ее переживать. А зерно христианской истины есть любовь. Понятие христианского единства должно— по слову Иоанна Дамаскина, которое в последнее время приобретает все больший вес и в православном богословии,— трактоваться таким образом, что оно, это единство, с любовью обнимает (perichorese) ближнего, но никак ему не вредит и его не подавляет.

Стало быть, решающее значение имеет понимание того, что основные данности христианства — «истина и любовь» — связаны и зависят друг от друга.

И ныне мы должны поставить в один ряд с этой констатацией основное требование Евангелия для всей христианской жизни: «метанойя», осмысление своего поведения. Именно этого хотел Иоанн XXIII, созывая Собор: Церковь служит спасению душ, а не принуждению или подавлению в какой бы то ни было форме.

Мы еще не знаем результатов Собора и его окончательных решений. Но редко когда в истории сама Церковь и все ее благожелательные наблюдатели испытывали столь сильнее влияние обнадеживающего сдвига. Во многих вариантах уже высказывалась мысль о том, что благодаря папе Иоанну XXIII437 и собравшемуся в Ватиканевсемир ному епископату, осознающему и ощущающему себя единым целым, Церковь находится под воздействием благого часа и стремится к более глубокому познанию и осуществлению своего бытия и своей миссии.

В нашем анализе Нового времени мы исходили из угрожающего беспорядка, который мог бы прогрессировать вплоть до уничтожения основ духовности, религиозности, церковности. Иезуит Альфред Дельп, свидетель пыток в «Третьем рейхе», мученик за своего Господа и Его Церковь, перед лицом смерти, после суда, приговорившего его к смертной казни 2 февраля 1945г., задумывался над этими вещами и сформулировал главное: «Найдет ли Церковь еще раз путь к этому роду, к этому поколению и будущему времени? Путь принудительной церкви во имя принуждающего Бога— больше не путь. Из-за нашего образа жизни мы лишили людей доверия. Даже в церквях уставшие люди. Будущая честная история культуры и Церкви напишет горькие главы о том, какую роль сыграли Церкви в возникновении массового человека, коллективизма, диктаторской формы правления и т.д.».

И при таком вот положении вещей, которое продолжает сохранять ся через двадцать лет после смерти Дельпа, в ситуации, когда истинным кажется только более радикальное самопознание и отважное движение к новым берегам и работа новыми методами, Иоанн XXIII сказал: «Собор должен так обновить Церковь, чтобы на лице ее проступила полная простота и чистота времени рождения, чтобы открылись следы восторженной юности, чтобы благодаря этому возник образ, чья всепобеждающая сила смогла бы привлечь даже современный дух со всем радушием встречи. Образ юной свежей Церкви есть самая благородная цель Вселенского собора».

IV. Павел VI

1. Между тем, в наше угрожающе стремительное время Церковь замечательным образом оказалась на высоте своей миссии. В мире, где происходит коренной перелом представлений, она при преемнике Иоанна XXIII папе Павле VI (Джованни Баттиста Монтини, бывший секретарь по государственным делам Пия XII, затем архиепископ Миланский) еще в большей степени проявила себя как Церковь на подъеме, как Церковь диалога с неримско-католическими христианскими Церквями, и более того, с иудейством, исламом и в какой-то степени со всем миром.

Речь, которую произнес папа на церемонии открытия второй сессии II Ватиканума была обнадеживающим, даже вызывающим восторг деянием. Она была выдержана полностью в христоцентрической тональности и явилась крупным шагом к диалогу с евангелическим христианством. В конце второй сессии 4 декабря 1963г. был принят и объявлен Декрет о литургии. Он настолько проникнут духом и буквой Писания, настолько отвечает высоте Слова в таинстве и наряду с таинством, он допускает такую широту осуществления общего священнического служения всех верующих, что, вероятно, все христианские общины почувствовали, что к ним обращаются как к своим родным.

И вот как раз теперь, когда эта книга должна сойти с печатного станка, папа Павел VI возвращается в Рим из достопамятной на все времена поездки: как первый папа со времен Петра он совершил паломничество в Святую землю и посетил места рождения, жизни, страданий, смерти Иисуса Христа и Его воскресения. Это было паломничество в молитве и покаянии. Это было в какой-то степени исполнение предсказания Иоанна XXIII о том, что Церковь возвратится к своим истокам (см. выше, раздел III). Проповеди папы в Назарете, а особенно проповедь, произнесенная в церкви Рождества в Вифлееме 6января 1964г., в день Крещения, когда православные празднуют Рождество,— имели из ряда вон выходящее значение. Можно сказать, что здесь послание Господа прозвучало из уст папы как выражение готовности к чистому служению. Папа говорил о воссоединении христианства, и такой речи еще никогда не слышали ни от какого другого папы... Это был новый язык: «Мы желаем от всего сердца сделать решающий шаг... Мы далеки от того, чтобы требовать чего-то, что не было бы свободным изъявлением воли и убеждения, т.е. не было бы даром Духа Господня, Который веет когда и где пожелает... Ныне мы просим сердечно любимых разлученных с нами братьев лишь о том, на что уповаем сами: дабы каждый шаг к сближению и встрече вдохновлялся бы любовью ко Христу и Его Церкви». В те дни духовный глава438 православной Церкви его святейшество патриарх Афинагор и папа дважды встречались, и в первый раз совместно прочитали «Отче наш», а во второй раз— молитву Первосвященника, так что весь мир увидел их на экранах телевизоров, стоящих рядом друг с другом как братья, которые после стольких столетий разлада и отлучения думают только о любви, прощении и понимании. Эта встреча вполне может — как начало воссоединения римско-католической и православных Церквей — стать звездным часом Церкви. Возможно, мыприсутство вали при начале новой эпохи в истории Церкви, над которой сияет слово Вифлеема, многозначительно подхваченное папой в его обращении к еврейскому народу в Мегиддо: «Шалом! Шалом! Мир! Мир!»

2. а) Значительным фактом церковной истории оказался между тем интерес к Собору. Неожиданно подробные отзывы были в большинстве случаев положительными. В официальных высказываниях немецких евангелистов подчас, правда, сквозило некое странное и безрадостное внутреннее дистанцирование. Особенно разочаровывающей была реакция на просьбу папы о прощении и на всеобъемлющее признание вины в Декрете об экуменизме; она не соответствовала серьезному повороту дел, которым знаменовался ход работы на Соборе.

б) Между тем (21 ноября 1964г.) закончилась третья сессия заседаний Собора. Его окончание было несколько омрачено, поскольку явно реакционные силы римской курии сумели воспользоваться добросовестностью папы, чтобы внести в уже одобренные голосованием положения о Церкви и экуменизме ограничения, которые были вызваны известной нерешительностью. Дело в том что папа motu proprio внес от себя некоторые дополнения в оба вышеназванных документа. Епископы — участники Собора и некатолические наблюдатели почувство вали себя обиженными.

Но ведь значение имеют только принятые тексты. И здесь фактически самообновление Церкви в духе Иоанна XXIII добилось успеха. В дополнении к постановлениям о примате, которые были приняты на I Ватикануме (§114, 2), в догматической конституции о Церкви были провозглашены достоинства и сила епископов в иерархии и пастырском служении совместно с папой.

в) Собственно говоря, атмосферу на Соборе и ее аутентичную интенцию можно почувствовать более непосредственно из декрета «De Oecumenismo», который был принят подавляющим большинством голосов.

Этот декрет поднимает диалог с разлученными христианскими братьями из частной сферы на официальный уровень: он не только называет, как это было испокон веков, православные общины Церквями, которые «сумели верно сохранить полноту христианской традиции в ее особой самобытности», важнее то, что и за реформатскими общинами было признано право называться Церковью, «которую Дух Господень удостоил использовать как средство ко спасению» и в которой существует «почти культовое почитание» Слова Божиего.

Это не означает, что тем самым цель официального диалога между разделенными Церквями уже достигнута (для этого необходим ответ противной стороны), но путь к такому диалогу— насколько это касается Рима— свободен.

Рим преобразился настолько, что заявил на Соборе, что первый шаг к воссоединению должен быть сделан католиками. «Хотя католическая Церковь владеет всем богатством явленной в Откровении истины и средств благодати, однако является фактом, что в жизни ее членов нет соответствующего пламенного служения, так что лик Церкви не излучает света настолько, дабы осветить разлученных с нами братьев и весь мир». Святая Церковь есть также Церковь грешников; когда-нибудь она явит миру свой лик без изъянов: католическая Церковь перенимает основной тезис Реформации о постоянно обновляющейся Церкви. В этом декрете чувствуется истинная открытость для проблем, в том числе и для такой проблемы, как особый способ мышления разлученных братьев, которых мы должны научиться наконец понимать. «Послание «Об экуменизме»— есть не просто экуменичес кий текст, но экуменическое деяние» (O. Cullmann).

По трезвом размышлении можно сказать: здесь перед христианством и миром была воздвигнута необычайно высокая планка, более высокая, чем мы или наши разлученные братья могли представить себе всего несколько лет тому назад. Если эти декреты, столь сильно проникнутые духом Нового Завета и столь чуждые всякому «триумфализму», станут реальностью, если им будут соответствовать еще ждущие своей очереди декреты о епископском сане, о религиозной свободе, о Церкви и нехристианском мире (включая планируемый декрет об отношении к евреям), тогда мы будем свидетелями настоящего поворота в истории Церкви.

3. Несмотря на упомянутые выше разочаровывающие эксцессы в конце третьей сессии Собора, Павел VI не отступил от идей христоцентризма, которые столь вдохновенно были изложены им на открытии второй сессии Собора и во время массовых молебнов в Палестине, доказательством чему служит его поездка в Индию в декабре 1964г. и ее интерпретация.

Контакт «с целым народом», отличающимся древней культурой и глубоким самобытным благочестием (среди населения Индии имеется лишь небольшой процент христиан) послужил для папы еще одним вдохновляющим импульсом братского диалога с миром. «Католическая Церковь,— сказал он,— должна шире, чем до сих пор, подходить к понятию коллегиальности. Каждая культура может принести свои дары Иисусу Христу. И таким образом Благая весть Иисуса должна разрастаться согласно своеобразию каждого народа».

Во всем этом мы опираемся на надежду. Вся история Церкви дает лишь один вполне надежный знак для толкования будущего: пути Господни всегда исполнены смысла, но и всегда, и прежде всего, неисповедимы; явившийся в Откровении Бог есть, тем не менее, Бог непостижимый, Deus ignotus (для Фомы Аквинского так же, как для Лютера). И Церковь всегда будет «предметом пререканий» (Лк 2, 34).

Соответственно, история Церкви отражает нашу слабость перед Божией волей, но она же все и обновит.

Одно только позволяет нам хотя бы смутно угадывать смысл истории сквозь завесу ее тайны. Подчас только это позволяет вынести бремя Господне: молитва, некогда сообщенная апостолам. И мы всегда должны повторять в ожидании пришествия Господа:

Да будет воля Твоя!






Примечания
415 Пий XII мог даже высказаться так: «Этот апостолат всегда остается апостолатом мирян и даже тогда не становится иерархическим апостолатом, когда он исполняется по заданию иерархии» (5.10.1957г.)
416 Вообще необходимо указать на то, что новые позитивные импульсы в Церкви стали ощутимы с конца прошлого века, еще заметнее они обозначились после окончания первой мировой войны и весьма разнообразно дают знать о себе вплоть до нашего времени. Поэтому историческое истолкование современности не может даваться с позиций тех, кто переживал события только начиная с 30-х или 40-х годов. Всегда следует возвращаться к истоками, искать корни явлений. Некоторые корни нынешнего положения вещей уже «окрепли», всю свою силу они проявят завтра или послезавтра. То же самое справедливо и относительно факторов, влияющих на роль религии и Церкви, таких как становление новых социальных слоев по мере развития больших городов и формирование рабочего класса. Эти факторы создали неблагоприятный климат для религии, способствовали распространению воинствующего атеизма, зародившего ся в XIXв. и получившего статус официальной идеологии сначала в России, затем в ее странах-сателлитах, затем в Китае и т.д. и все еще создающего ужасную угрозу миру.
417 Термин «экзистенциализм» употреблен нами в самом широком смысле как концентрация внимания на отдельном индивиде и его ситуации.
418 Хотя, как мы видели выше, высказанные этими папами негативные оценки носили самый общий характер.
419 Для Англии можно назвать в этой связи имя Рональда Нокса.
420 С 1955 г. многочисленные новые издания, в первые пять лет — 22 перевода.
421 Следует обратить внимание на особенность и проблематику почитания девы Марии, основанного в 1919 г. о. Йозефом Кентенихом в Валлендаре; значительный религиозный успех.
422 О деле Una-Sancta см. ниже.
423 Бойрон — также центр библеистики; издание «Vetus Latina».
424 Эта разновидность нового католического богословия не так легко поддается соблазну, с которым мы, к сожалению, часто сталкивались, описать божественные тайны через абстрактные формулировки человеческого разума; скорее оно усматривает одну из своих задач в том, чтобы осознать свои границы.
425 Борьба в окружении модернистов оказала здесь свое положительное влияние.
426 Заслужившая со стороны Пия XII порицание «thevologie nouvelle» не является здесь преимущественным и исключительным движением.
427 Экзистенциализм — не только парализующий пессимизм, однако трудно усмотреть, каким образом учение, которое рассматривает человека как внутренне расколотое существо, отданное в жертву «заброшенности», могло бы вдохновлять и концентрировать душевные силы. Такого рода констатация не отрицает наличия некоторого — нескептического — оптимизма, но первоначального факта это не устраняет.
428 Если даже по временам в России и заявляют на словах о готовности к сосуществованию, у нас нет никакого права исключать из нашего анализа кровавые главы революции, выселения крестьян, а также ужасные события в Китае.
429 В этом смысле подействовало и то, что папа непосредственно после войны (декабрь 1945 г.) сделал кардиналами епископов «Сопротивления» Галена и Прайзинга.
430 Это обращение к прошлому привело к созданию объединенной евангелическо -лютеранской Церкви Германии после второй мировой войны.
431 Устав предусматривает наличие 6 председателей — представителей важнейших конфессий, среди них одного православного; пленарные заседания каждые пять лет (второе — Эванстон, США, 1954 г., третье — в 1961 г. в Нью-Дели. — В 1961 г. в Совет входило примерно 200 отдельных групп).
432 Эта основополагающая формула была распространена во время последней конференции Всемирного совета с тринитарной точки зрения и звучит сейчас таким образом: «…сообщество Церквей, признающих согласно Св. Писанию Господа Иисуса Христа Богом и Спасителем и потому желающих исполнить то, к чему они призваны, во славу Бога — Отца, Сына и Святого Духа».
433 Но см. ниже п. 6 (Instructio).
434 «Eine Heilige Kirche» Хайлера; «Materialdienst des konfessionskundlichen Instituts des Evangelischen Bundes» в Бенсгейме; «Una-Sancta-Briefe»; «Catholica». Для многих журналов общего характера и ежедневных газет дело Una-Sancta — предмет постоянного репортерского внимания.
435 Понятно, что некоторые богословы обеих конфессий противятся этой основополагающей констатации. Однако все контраргументы связаны с выводами из учения об оправдании или с определенными богословскими формулировками; предметное ядро: «ничто не служит ко спасению, кроме как через Бога, благодать и веру», — тождественно у католиков и евангелистов.
436 Вопрос о мирянах до сих пор на Соборе специально не обсуждался. Следует, стало быть, подождать, будет ли Собор обсуждать категории харизмы и пророчества на основе, предложенной Пием XI.
437 О том уникальном значении, которое имело харизматическое явление Иоанна XXIII, сказал его преемник Павел IV, открывая второе заседание Собора 29 сентября 1963г. Он обратился к почившему со словами: «O carum et venerandum Johannem Pontificum! Мы воздаем тебе хвалу и благодарим за то, что ты с Божиего соизволения созвал этот Собор, дабы открыть Церкви новые пути. Не побуждаемый никакими земными прелестями, не подвигаемый никем, но как бы угадывая небесные планы и постигая темные и мучительные нужды нашего времени, ты снова поднял оборванную нить I Ватиканского собора».
438 Слово, понятое в том единственно возможном для восточных Церквей, ослабленном смысле.

Назад