3. Апокрифические апостольские деяния и культурно-историческая реальность

Большинство ученых, приступивших в конце XIX в. к изучению "Деяний Иуды Фомы", в той или иной форме поднимали вопрос об исторической ценности памятника и, хотя по-разному отвечали на него, все же сходились в том, что он содержит реальные факты.

Прежде всего это касалось личности царя Гундофара, одного из главных героев первого рассказа "Деяний". К началу XX в. скопился достаточно разнообразный материал — монеты и надпись — позволяющие, казалось бы, дать отчетливое представление о том, кто же этот Гундофар, где и когда он правил. Однако дело затруднялось тем, что все многочисленные нумизматические находки с упоминанием Гундофара не датированы, а единственная надпись имеет дату 26 г. царя Гундофара и 103 г. какой-то эры, без указания на летосчисление. Различные эры, предлагаемые учеными, давали соответственно для надписи и разные даты.

В недавнее время А. Симонетта предпринял попытку разобраться во всей этой путанице дат, начав составление корпуса индо-парфянских монет. Выделив несколько, по меньшей мере три, групп монет с именем Гундофар и определив, что они разновременны, А. Симонетта пришел к выводу, что каким-то из индо-парфянских княжеств правила династия царей, в которой из поколения в поколение передавалось это родовое имя. Выводы А. Симонетты кажутся вполне обоснованными и заставляют считать, что в "Деяниях Иуды Фомы" нашел свое выражение некий обобщенный образ индо-парфянского царя, сложившийся благодаря тому, что исторические деятели с именем Гундофар правили достаточно долго, в течение нескольких столетий, вступали в торговые и политические контакты с Ближневосточным регионом, где сложился наш памятник, и память о них прочно закрепилась в сознании потомков.

Совершенно очевидно, что автор "Деяний" не имел намерения да и возможности дать документально точное описание хождений Иуды Фомы. Перед нами традиция такого исторического повествования, которое сложилось как в античной, так и в ближневосточных литературах, например "Киропедия" Ксенофонта, "Жизнь Аполлония Тианского" Флавия Филострата или библейская книга Эсфири, и которое можно назвать условно-историческим.

"Деяния Иуды Фомы" по сравнению с этими сочинениями представляют нам еще большую степень развития литературной условности. Достаточно напомнить, что в тексте нет одной хронологической вехи — ни года путешествия героя ни того, сколько дней занимал путь от одного пункта до другого, ни указания на срок пребывания апостола в том или ином месте, ни сопоставления с какими-нибудь синхронными историческими событиями; "Деяния" не дают никаких конкретных исторических сведений о двух царях — Гундофаре и Маздае: автора не интересует ни их деятельность как выдающихся персонажей, ни время их правления, ни отношения их как между собой, так и с другими соседями. В тексте нет, например, писем, которые обычно и придают рассказу характер достоверности.

При таком положении дел, однако, анализ собственных имен в "Деяниях" дает надежную информацию по одному вопросу — позволяет установить ту культурно-историческую среду, в которой жил автор сочинения, тот "номинативный набор", который он мог почерпнуть из окружающей его действительности.

В "Деяниях Иуды Фомы" мы встречаем четыре группы собственных имен, различающихся по их языковой и культурно-этнической принадлежности. К первой группе относятся имена иранского происхождения: Гундофар, Маздай, Визан, Менашар.

Вторую группу составляют имена семитского, в частности древнееврейского, происхождения: Гад, Сифур, Хаббан, причем последнее имя засвидетельствовано в латинском папирусе 166 г. н.э. — купчей о продаже мальчика-раба родом из Заречья.

Третья группа имен имеет греческое происхождение: Мигдония, Наркия. Причем важно заметить, что сирийский, пограничный с Ираном, город Нисибин получил в эллинистическое время название Антиохия Мигдонийская, так как Мигдонией именовалась долина, в которой он был расположен.

В тексте "Деяний" есть одно имя латинского происхождения — Тертия.

Сочетание в одном памятнике имен различной языковой принадлежности — иранских, семитских, греческих и латинских — красноречиво свидетельствует о той культурной среде, из которой происходил автор сочинения. Такое соединение культур в первых веках н.э. можно было встретить лишь в Месопотамском регионе. Доказательством и яркой иллюстрацией подобной многообразной культурной обстановки стали находки материальных и письменных памятников в Дура-Европосе, укрепленном городе, у переправы через Евфрат. Папирусные и пергаменные тексты,

найденные здесь, написаны на греческом, латинском, сирийском, арамейском и среднеперсидском языках.

В связи с вопросом об исторической действительности, отраженной в "Деяниях Иуды Фомы", постоянное внимание исследователей вызывала тема путешествия апостола в Индию и пребывания его в этом регионе.

В нашей книге "Деяния Иуды Фомы" подробно рассмотрены труды представителей того направления, которое разрабатывало вопрос об исторической достоверности географической информации сочинения.

Следует признать, что избрание пути в Индию, как и вообще географическая ситуация в этом памятнике, отличается все той же литературной условностью, какую мы наблюдали в отношении имен действующих лиц. Автор строит свое повествование таким образом, что почти не называет топонимов, нет описания мест действия — городов и стран, куда совершается путешествие, не названы столицы царств Гундофара и Маздая.

Из "Деяний" можно вывести лишь два заключения, которые уже хорошо известны из анализа других христианских текстов: 1) миссионерская деятельность проходила по тем путям, которые были приготовлены к ее усвоению иудейской колонизацией (Иуда Фома отправляется в путь с купцом-евреем, успеху его первой проповеди способствует флейтистка-еврейка); 2) апостольская проповедь, как и распространение христианства позднее, осуществлялась в странах, которые в это время поддерживали экономические отношения с Римской империей, и велась параллельно с торговой деятельностью.

В повествовательных частях "Деяний Иуды Фомы" встречаются всего несколько топонимов — Индия (вар.: страна индийцев), Иерусалим, Сандарук, которому в греческой версии соответствует Андраполис. Причем неопределенность термина Индия как в греко-римской, так и позднее, в византийской литературе II—V вв. уже не раз отмечалась. Известно, что этим топонимом обозначались различные регионы Красноморского бассейна, начиная с Эфиопии и кончая собственно Индией. Большое количество имен иранского происхождения, в том числе имя Гундофар, которое носили представители индо-парфянской династии, заставляет считать все же, что автор "Деяний" свои представления об Индии связывал с северо-восточной Индией, областями, пограничными с Парфянским государством. Это же делает вероятным предположение, что автор, при всей условности своего описания, имел в виду путь в Индию, бравший начало в порту Персидского залива или городах по рекам Тигр и Евфрат, с ним связанных. Из таких городов, особенно известных бурной торговой деятельностью, можно назвать Батнан, соединявший караванной дорогой Антиохию и Эдессу и, благодаря своему положению неподалеку от Евфрата, связанный с Персидским заливом. Ежегодные сентябрьские торговые ярмарки привлекали в Батнан множество людей и товаров, доставлявшихся сушей и морем "индами", "сера-ми" и другими народами.

Реальный историко-географический факт нашел отражение во фразе из "Деяний": "И они поплыли, потому что установился ветер, и они плыли вдоль берега медленно". Речь совершенно определенно идет о муссоне. Явление муссонного ветра, известное, вероятно, издревле, было описано в I в. н. э. греческим мореплавателем Гиппалом, понявшим закономерность, согласно которой сильный юго-западный ветер в период с мая по сентябрь способствовал плаванию вдоль берегов Аравийского моря с юго-запада на северо-восток, к Индии.

Своеобразный характер "Деяний Иуды Фомы" выражается в том, что отображение деталей быта является не целью автора, а второстепенным попутным средством, необходимым для того, чтобы внешняя повествовательная оболочка не

заключала в себе ничего неправдоподобного и чтобы читатель не усомнился в излагаемой истории.

Бытовые ситуации "Деяний" привлекали лишь внимание исследователей, стремящихся подтвердить их характер с точки зрения уклада и обычаев Индии.

Однако среди всех бытовых ситуаций: способы передвижения, обряды омовения, трапезы, обычай проскинезы и т.д. — нет ни одной, которая не могла бы быть зафиксирована в обществах и культурах Ближнего Востока, греко-римском мире и ранней Византии.

В "Деяниях Иуды Фомы" есть такие особенности социальной жизни общества, которые не только находят отражение в этом памятнике, но и предстают в нем как результат понятийно-идейной трансформации, литературно обыгрываются. К числу таких принадлежит прежде всего тема рабства. Завязкой повествования является эпизод, рассказывающий о продаже Иисусом Христом Иуды Фомы в качестве своего раба. Сделка совершается по всем правилам: сначала идет торг, оговаривается просимая сумма, затем пишется купчая. В сирийском тексте "Деяний" термин, обозначающий купчую, stf стоит во множественном числе, что отражает практику, известную нам по сирийскому контракту о продаже рабыни 243 г. н. э., найденному в Дура-Европосе. Контракты писались в двух экземплярах, один предназначался покупателю, а второй должен был храниться в архиве города, где совершалась сделка.

Последующая сцена разговора купца Хаббана с Иудой построена на различном понимании слов "господин" и "раб". Купец имеет в виду известное ему социальное значение данных понятий, а Иуда — совершенно новый смысл, внесенный в понятие "раб господина" (еван. "раб Господень") христианской традицией. Таким сочетанием в новозаветных текстах называют себя ученики Христа — апостолы.

Новозаветная семантика "раб Господень" проявляется вновь в сцене допроса Иуды Фомы царем Маздаем. Их диалог также построен на непонимании разницы бытового и сакрального смысла словосочетания.

Из обрядов, которые описаны в "Деяниях Иуды Фомы", наиболее полное представление мы можем получить о двух: свадебной языческой церемонии в первом деянии и обряде христианского Крещения, к изображению которого автор обращается неоднократно.

Различные детали свадебного праздника, разбросанные в тексте, позволяют думать, что описанный в "Деяниях" обряд не отличается от тех церемоний, которые имели место в Ближневосточном регионе и сценарии которых выявляются из ветхозаветных текстов.

"Деяния Иуды Фомы" написаны прежде всего с целью показать, что апостол выполнял свою миссию обращения в христианство. Почти все истории обращения в этом сочинении завершаются ритуальным действом — актом Крещения. Этот обряд в "Деяниях" прежде всего характеризуется Миропомазанием, которое осуществляется как через излияние освященного елея на голову обращенного, так и через помазание всего тела. Однако во всех этих случаях ритуал Миропомазания так или иначе сопровождается каким-то типом водного Крещения, которое следует после первого ритуала и о котором говорится вскользь. Ясное предпочтение, уделяемое автором обряду Миропомазания, который, как правило, сопровождается развернутыми молитвами над елеем, заставил некоторых исследователей предполагать, что эпизоды с водным Крещением являются интерполяцией и внесены в текст при его ортодоксальной правке. Указывалось также, что наличие литургических отрывков, посвященных таинству Миропомазания, показывает на гностическое происхождение текста, ибо у гностиков данный ритуал существовал в качестве отдельного и иногда единственного средства инициации. Аналогичное разделение елейного и водного обряда имело место также в манихействе. Еще более укрепляло подобное мнение то

обстоятельство, что в "Деяниях Иуды Фомы" обряд Крещения соединен всегда с особой священной трапезой — Евхаристией. Эта Евхаристия состоит из вкушения хлеба и воды, или воды, разбавленной вином, или хлеба и вина. Полагая, что вино, в качестве компонента трапезы, также является ортодоксальной интерполяцей и что исконными элементами Евхаристии были хлеб и вода, эти же ученые считали, что Евхаристия "Деяний" имеет аналогию в гностических мистериях.

Однако дальнейшие изыскания выявили необоснованность такого суждения. Порядок инициации, зафиксированный в "Деяниях Иуды Фомы",— Помазание, Крещение и Евхаристия — был обнаружен во многих текстах: "Учении апостола", гомилиях Нарсая, "Житии Раввулы, епископа Эдессы", в гомилии на Крещение Константина, в гимнах Ефрема Сирина на Крещение, в 12-й гомилии Афраата, а в "Истории Иоханнана апостола, сына Зеведеева". Все эти сочинения датируют III-V вв. н.э., их оригинальным языком является сирийский.

Большинство исследователей полагает, что сирийские тексты, в том числе "Деяния Иуды Фомы" и "История Иоханнана апостола" сохранили более древнюю, примитивную традицию обряда Крещения. Помазание кандидата являлось приготовительной стадией обряда и совершалось с целью изгнания демонов. В наших текстах даны два вида докрещального помазания — головы и всего тела. Первый тип является наиболее древним, это подтверждается не только тем, что литургическое обрамление, сопровождающее его, не развито. Древность доказывается еще и тем, что такой сирийский обряд докрещального помазания головы сохранился и в ранних армянских документах, отразивших именно старый сирийский обычай. Некоторые сирийские тексты, существующие в рукописях, также знают лишь один, первый тип Миропомазания — помазание головы.

Одним из косвенных свидетельств того, что в "Деяниях Иуды Фомы" нашел отражение древний обряд Крещения, восходящий к традициям первоначального христианства, является факт совершения церемонии в ночное время. Именно ночью при свете многочисленных светильников происходит Крещение Гундофара и его брата, ночью крестятся Мигдония и ее служанка, царица Тертая, царский сын Визан и его семья. Ритуал грандиозного ночного Крещения описан и в другом сирийском апокрифическом памятнике — "Истории Иоханнана апостола", когда в театре малоазийского города Эфеса совершают обращение в христианство эпарх и все подвластное ему население. В этом тексте как будто специально подчеркивается, что обряд Крещения происходит в восемь часов, то есть по восточному счислению времени в два часа ночи, и длится до утра.

То, что ранние христиане предпочитали совершать свою инициацию в ночное время, объясняется не только тем, что, преследуемые, они стремились сохранить в тайне причастность к новой религии, но и тем, что предание, зафиксированное в "Апостольских постановлениях", называет временем Крещения Иисуса Христа десять часов, что соответствует нашим четырем часам ночи.

Вероятность того, что и сам Иисус Христос совершал обряд Крещения своих последователей в ночное время, может подтверждаться, как кажется, малопонятным с точки зрения комментаторов новозаветного текста местом из Евангелия от Марка (Мк. 14: 51—52), где говорится о том, что при ночном аресте Иисуса Христа: "Один юноша, завернувшись по нагому телу в покрывало, следовал за Ним; и воины схватили его. Но он, оставив покрывало, нагой убежал от них". Думается, что речь идет о реальной жизненной ситуации, когда приготовившийся к Крещению человек не успел приобщиться к новой вере из-за ареста своего учителя.

Несмотря на условно-исторический характер повествования в "Деяниях Иуды Фомы", рассмотрение бытовых эпизодов и обрядов дает представление о той среде, в которой вращался автор сочинения. Он был, несомненно, привержен ближневосточным, и даже можно сказать точнее — сирийским традициям.

Назад   Вперед