3. Ориген и формирование христианской религии и культуры

Попробуем понять место Оригена с одной стороны в формировании христианства как религии, с другой его роль в установлении преемственности христианства с античной культурой.

Античная культура в своём религиозном интересе всегда оставалась в рамках монистической картины мира. Бог и человек находились по одну сторону бытия. Иерархия бытия проходила не по линии Бог – человек, но человек-мудрец – человек-глупец, устанавливая тем самым примат мудрости. В основе античной культуры лежал идеал человека, выступающий целью культурного процесса. Путь к этому идеалу, своего рода эталону пролегал через постоянное образование и воспитание, суть которого состояла во впитывании ценностей античного мировоззрения. С идеалом связывалась обычно красота, физическое совершенство и даже физическое превосходство над другими, при этом античный человек не терял своего единства с природой, а чувство сопричастности ей перерастало в любование космосом, в прямое соприкосновение с ней, в умо-зрение. Независимый, самодовлеющий античный человек гордился своей силой и разумом, способностью жить "по природе" и "по установлению". Однако он всегда оставался индивидуумом - экстравертом, а не личностью, погруженной вовнутрь. Если он и смотрел вовнутрь себя, то только для того, чтобы узреть там свою тождественность с порядком космоса, с всёнивелирующем идеалом. Вся его самобытность сводилась, по сути говоря, к несовершенной мере уподобления идеалу. Такая позиция при изменении политической ситуации не способна была уже удовлетворить античного человека.

Сомнение во всех ценностях, крайний скептицизм, цинизм, с одной стороны, и догматическая вера в судьбу и предопределение, с другой, характеризуют рассеянность античного человека перед лицом социальных катаклизмов, авторитарной власти и мелкого самоуправства. Падает престиж образованности и познания. Ядро греческой образованности – система рационального знания и формирования человека по гражданскому образцу оказывается невостребованной. Иррациональная вера, к чему грек привык относиться свысока, с насмешкой, овладевает душами людей. Возникает потребность в духовном абсолюте как выражении осознаваемой человеком зависимости от неуправляемых и неподвластных ему социальных процессов.

Христианство, вышедшее из среды иудейской культуры, полностью восприняло идею Бога трансцендентного, с которым у мира нет ничего общего. Ориген осознал себя созерцателем Бога за пределами этого мира и пытался проиллюстрировать этот тезис средствами, предоставленными античной философией. Вместе с тем, пристально вглядываясь в глубины собственной души, Ориген обнаружил неповторимость, уникальность и неисчерпаемость личности.

Но увидев такую личность в себе, он понял, в чём заключается личность божественная. Вместо безличного абсолюта, в качестве которого выступал "божественный строй" вещей, теперь речь идёт о божественной духовной личности, отношения с которой задают совершенно новое содержание и форму человеческой действительности, человеческому бытованию в мире, то есть новой человеческой культуре.

При оценке Оригена многие исследователи выбирают не совсем подходящую точку зрения. Его провозглашают философом и обвиняют в нагромождении не поддающихся согласованию допущений. Между тем Ориген – только религиозный мыслитель. Он хорошо знал греческую философию, многое из неё заимствовал; но в его системе она играет декоративную роль и обслуживает первостепенные интересы сотериологии. Она даёт ему не столько принципы и метод, сколько настроение, благородное дерзновение, святую свободу, которая позволяла ему не быть слугой упрощённого понимания христианства, выраставшего на фоне некультурности основной массы верующих. Его построения иногда разительно перекликаются с Эннеадами, но, взятые из общей сокровищницы эпохи, они несут у Оригена совершенно иную службу, нежели у Плотина. Вместе с тем, несмотря на то, что распорядителем мыслей Оригена является религия, его систему столь же мало можно назвать схоластикой, как и философемы Филона или Плотина. Точнее систему Оригена можно определить как исправленный, почти воцерковленный гнозис.

Конечно, Оригена в строгом смысле нельзя назвать философом, но это не означает, что у него не было философии, то есть своей философии, в том смысле, в каком можно понимать этот термин применительно к христианству. Вместе с тем, его философия не сводится к заимствованию идей из античных философских систем, речь идёт о культурном взаимодействии. Поскольку философия, прежде всего, рефлексия своего места в мире. К философии Ориген пришёл через богословие, через решение его проблем. Он никогда не приходил к христианству в том смысле как то, например, случилось с Климентом, Иустином и другими апологетами-философами: он родился уже в ревностной христианской семье. Период неофитов от философии в его лице закончился. Это определило стиль и содержание его произведений, его подход к философии как вспомогательному фактору в раскрытии христианского вероучения.

А поскольку речь идёт об основаниях, следует поговорить о том, что почему и для чего положено в основу. Значит, нужно будет посмотреть на Оригена не как на изолированного мыслителя, но вскрыть его источниковую базу, то контекстуальное пространство, в котором он сформировал свои идеи.

Говоря о теологических и метафизических основаниях мировоззрения Оригена, следует вести речь, таким образом, о синтезе теологии и метафизики как специфической черте интеллектуальной интуиции Оригена, а вместе с ним и христианской культуры.

Культуру невозможно создать, если в качестве культуры не рассматривается то пространство мысли, в котором живёт конкретный человек. Сектант никогда не признаёт государство как существенную форму человеческой культуры. Посмотрим на отношение к Государству Оригена.

Если говорить об Оригене как человеке своей эпохи, нельзя не сказать несколько слов об его отношении к государству, культуру которого он воспринимал.

Рассмотрим некоторые положения из книги Оригена Против Цельса. Начало драматическое. Цельс упрекает христиан в том, что у них бывают тайные собрания. То, что общественно и хорошо, должно быть публичным. Как отвечает Ориген? Он допускает и принцип и факт. Но, прибавляет он, бывают исключения, например, в борьбе с тиранией. А так как мы боремся за истину в мире, где тираном господствует дьявол, нужны и тайные собрания. Все в то время, конечно, знали, что тайные собрания нужны были из-за нередко вспыхивающих преследований. Ориген говорит именно об этом, но не называя фактов.

Римская же империя из-за этого для Оригена не становится царством зла. Она даже несёт важную историческую службу. Цельс находит, что солнце, освящая всех, сначала показывает себя. Так и должен был бы поступить Сын Божий. Так и было сделано. Ориген отмечает: Бог, когда хотел, чтобы народы были готовы принимать его учение, предусмотрел, чтобы они все были под одним Римским Императором. А то, если бы было больше царей и отделённых друг от друга народов, то апостолам было бы гораздо труднее выполнять завет Иисуса, сказавшего: "идите, научите все народы"14

. Касаясь военной службы, Ориген отвечает, что и у язычников освобождаются от военной службы священники и другие люди, о которых хотят, чтобы кровью они не пачкали руки. Такие люди полезны своими молитвами. Так и мы, продолжает Ориген, молимся за императоров и всех начальствующих. И это полезнее, чем если бы мы служили оружием и убивали людей. Говоря о гражданской службе, Ориген не хочет, чтобы христиане пребывали на официальных постах, но не потому, что это нехорошо в принципе, а потому, что, как говорит Ориген, "властолюбивых мы отвергаем, а способные к управлению и неохотно правящие нам самим нужны для руководства Церковью"15.

Против традиционалистов Ориген утверждает, что законы государства только тогда хороши, когда соответствуют воле Божией.

Климент и Ориген стоят в самых истоках идейного течения христианской мистики. Ориген выдвигает такое начало внутренней жизни как христианская любовь и понимает обожение как воображение Христа в душе16

Ориген - один из наиболее глубоких христианских богословов, который опирался именно на платонизм в его рождавшейся тогда неоплатонической форме. 17Ведь мировоззрение Плотина - отражение запросов тогдашней культуры, которую так хорошо понимал Ориген.

Именно на запросы того времени отвечал Ориген в своем учении о свободе, ставшем стержнем христианской культуры. Исходным пунктом мировоззрения Оригена, который помогает лучше понять приведённые принципы Оригена, является учение о противоположности между духом и материей. Мир – место низложения духа, по своём падении принявшего чуждую своей сущности оболочку тела. Жизнь человека в этом мире – томление материализовавшегося духа в чужеземном плену по своему отечеству. В своём стремлении к чисто-духовной жизни человек прежде всего должен отрешиться от чувственно-материальной стороны бытия. Отсюда необходимость мироотречения, аскетическое самоумервщление и кафартический характер этики Оригена. Именно здесь Ориген предполагает участие человеческой свободы, воспринимающей божественную благодать. Но аскетизм и необходимость, так сказать, дематериализация духа – только условия восхождения души на те идеальные высоты, с которых она некогда ниспала. Началом восхождения служит вера. За верой в первоначальном смысле слова знание, за знанием мудрость, и, наконец, непосредственное созерцание истины. Это созерцание и есть вера в высшем смысле слова, ибо веровать значит непосредственно созерцать Логоса. Здесь Ориген ещё верный ученик Климента. Также несложно узреть здесь то общее видение этической проблематики, которое наиболее резко выражалось гностиками, с учением которых Ориген был хорошо знаком, а также современными ему платониками. Идеал истинного христианина представляется ему в образе мудреца-аскета, проводящего жизнь в богопознании и созерцании истины. Его расхождение со всей предшествовавшей мыслью по этому поводу начинается там, где он факты мистической жизни стремится поставить в связь с личностью Христа и этическим учением христианства. Он неохотно употребляет само слово гнозис.

Заключение. Ориген отлично понимал, что сущность христианства заключается отнюдь не в сектантском замкнутом состоянии, но прежде всего предлагает человеку новые критерии оценки реальности; такого рода оценка, становясь суждением о месте человека в мире полагает основания новой культуры. Невозможно было даже сугубо практически вести проповедь христианства не вовлекаясь в перипетии античного умозрения, поскольку миссия предполагает опору на существующие ценностные установки. Именно поэтому христианское религиозное миросозерцание должно было обратиться к восприятию античного культурного наследия.

Само по себе понимание Бога как Трансцендентного существа лежит в основании миросозерцания как иудаизма, так и христианства. Последнее несомненно является преемницей иудейской культуры с точки зрения этого важнейшего критерия. Вместе с тем иудаизм из трансцендентности выводил и абсолютную непознаваемость божества. Но сердце человеческое отнюдь не желает жить под непреодолимым покровом тьмы египетской. Христианство показало новый горизонт возможного в сфере человеческого познания. Трансцендентное, перестав быть синонимом непознаваемого, стало способным обогатить мир человеческих представлений. Осмысление этого понятия задало вообще новую парадигму мышления и отношения к действительности. Таким образом, употребляя слово синтез, автор в первую очередь хочет сказать, что аморфное и неполноценное понятие, идея, лежавшая в основе иудейского мышления, требовалось объяснить, наполнить живым содержанием посредством античной философии. Нужно сказать, что процесс этот шел в иудейском мире со времени первых контактов с эллинистическим миром, особенно в рассеянии. Более того, он давал свои обильные плоды в лице, к примеру, остроумных систем, таких как Филона Александрийского и других. Но эти системы оказались слишком далекими от реальности, они были не способны стать стержнем формирования существенно обновленного мировоззрения. Слишком силен был узконациональный дух избранного народа и слишком слабо понимание человеческой индивидуальности.

Заключение. Эту главу мы посвятили культурологическому осмыслению того понятийного аппарата, что составляет методологический остов работы и в терминах которого представлены основные заключения исследования, анализу методологии исследования процессов и результатов взаимодействия феноменов культуры.

Основными понятиями, в которых можно описать процесс формирования культуры, являются преемственность и традиция.

Все мы сформировались в определённой среде, в конкретной культуре, парадигмы которой обусловливают тот взгляд, под каким мы характеризуем реальность. Но парадигмы культуры очень общие понятия, мы же всегда принадлежим ещё и к какой-то конкретной среде, со своими более конкретными понятиями. Рассмотрение чего бы то ни было связано с этими понятиями и вне них невозможно. Они – базовая позиция любого автора. Автор данного исследования принадлежит к христианской традиции, что определяет возможность исследования рассматриваемого события изнутри. И только так автор понимает объективность исследования. В своей работе мы отталкиваемся от результатов исследований, полученных философом Анри Крузелем, которые вкратце охарактеризованы в параграфе "степень изученности". Таким образом, моя позиция определяется принадлежностью профессора Крузеля к той же христианской традиции. На основе этой богатейшей традиции история Церкви, её догматики и философии осмысливается как личное свидетельство, передаваемое без перерывов от основания Церкви до наших дней – это свидетельство об опыте переживания собственной принадлежности; форма этого свидетельства зависит от обстоятельств и запросов времени. Но, что сегодня важнее всего, пора нам освобождаться от того суеверия, по которому та теоретическая система вероучения и богословия, которая в разных своих направлениях и разновидностях, например, католической, православной, протестантской, выросла на общей основе греко-римской культуры, является единственно возможной.18 Таким образом, конкретный образ выражения опыта конкретной принадлежности к христианству менее важен. Такая позиция позволяет по заслугам оценить то позитивное, что имеется в любом способе выражения этого опыта. И Ориген на основе такой позиции рассматривается полноценно, не только как посредник в определённой традиции, но и как на известном этапе синтезатор и своего рода завершитель её. Подобная психология не противопоставляет различные эпохи развития христианства, но выявляет их общую цель - создавать христианскую культуру.

Изучая литературу, часто бросается в глаза, как многие авторы используют такие методы, какими невозможно пользоваться. В первую очередь, несуразность использования подобных методов касается исследования проблемы влияния неоплатонизма на мысль Оригена и, следовательно, на формирование христианской культуры. Отодвинув пока на задний план саму мысль о возможности или невозможности обучения Оригена у основателя неоплатонизма Аммония Саккоса, которая будет рассмотрена в разделе Биографические предпосылки синтеза Оригена, попытаемся сформулировать этот малоприемлемый метод. Его можно назвать методом поиска аналогий. Неплохим примером может послужить исследование профессора Спасского. Не пытаясь особенно глубоко вникнуть в особенности принципов, положенных в основу систем обоих мыслителей (или обоих богословов, поскольку в Плотине эллинская философия стала вполне религиозной, даже религией, хотя и очень индивидуалистичной), не задаваясь вопросом о возможности существования непосредственной связи между этими людьми, производится сравнивание систем обоих мыслителей в их формальном изложении с целью выявить аналогии. Аналогии, конечно, существуют и поэтому их находят; на этом основании делается вывод о связи двух систем и даже прямой теоретической преемственности между мыслителями, а этот результат интерпретируется в свою очередь как доказательство существования и преемственности так сказать биографической, или личных отношений, в процессе которых произошла трансляция философского знания, или, по крайней мере обучение у одного учителя, что и обусловливает большую схожесть идей. Конечно, принадлежность к христианской традиции определяет сильное чувство того, что христианство глубоко самостоятельное, несводимое ни к какому синтезу течение в мировой цивилизации, которое, если и прикасается к идеям какой-либо иной культуры, то полностью преображает их в соответствии со своими исходными посылками. Вот с чем соглашаются повсюду: в языческих религиях и философиях можно найти бо'льшую часть того, что в общем принимается за христианскую истину, в зачаточном ли состоянии или в каких-либо её аспектах. Так, учение о Троице существует и на Востоке, и на Западе, как и церемония омовений и ритуал жертвы. Учение о Логосе платонического происхождения, учение о Царстве Божием – иудейского; учение об ангелах и бесах берёт своё начало у магов, а связь греха с телом – у гностиков; идея безбрачия была известна уже бонзам и талапойцам; идею священной иерархии мы находим в Египте, идею нового рождения – в Китае и Элевсине; вера в действенность таинств принадлежит пифагорейству, почитание мёртвых – политеизму. Такова в общих чертах фактическая сторона дела, которая предстаёт перед нами. (Ньюмен специально утрирует ситуацию). Милман 19делает отсюда вывод: "Всё это встречается у язычников, стало быть, не принадлежит христианству". Мы же, напротив, предпочли бы сказать: "Всё это принадлежит христианству, стало быть, ничего из этого не принадлежит язычеству".20 И ещё: Следует ли всё это осудить за то, что оно было провозглашено язычником21. В произведениях многих философов немало пунктов напоминает, например, учение Платона, но это не обязательно характеризует их как платоников. Таким образом, связь Оригена с неоплатонизмом, даже если таковая существует, что ещё нужно доказать (а доказать этого нельзя), мало о чём говорит. Поэтому следует всегда учитывать исторические обстоятельства для выявления преемственности и из сходства идей никогда автоматически её не выводить.

Вопрос о критериях преемственности для исследуемой темы очень важен. Используемые нами ключевые понятия связаны с задачами и целями работы. Под преемственностью я намерен понимать не формальное сходство некоторых идей и не заимствование одним автором мыслей другого, но именно осознанное восприятие самих исходных принципов системы некоторого человека через общение с ним в традиции и преложение их в основу всей своей теоретико-познавательной спекуляции. Следовательно, речь идёт о "вхождении" в определённую традицию мышления и духовности. Способы выражения духовного опыта у человека ограничены, а человеческие экзистенциальные потребности в своей глубине тождественны, поэтому и неудивительна большая схожесть, по крайней мере внешняя, результатов этого опыта. Из разных в основе основополагающих позиций, обусловленных в частности разным воспитанием, разными средами формирования, с которых человек оценивает свой опыт вполне могут произойти одинаковые или почти одинаковые в своём формальном выражении идеи, чувства и т.д., но при этом в самой своей основе позиции (а они будут непосредственно влиять на отношение к реальности, поведение личности, ее интересы) останутся различными и даже искренне непримиримыми. И на основе этих разных позиций могут развиться разные культуры, хотя они и будут оперировать одинаковыми терминами и идеями. Поэтому необходимо сказать несколько слов и о понятии традиции, определяющей позицию автора. Под традицией понимается особый способ восприятия реальности, передаваемый в непосредственном общении. Вообще говоря, восстановить традицию теоретически, по её описанию невозможно. Соблюдение принципа принадлежности к традиции совершенно необходимо при определении преемственности взглядов. Традиция связана со встречей с человеком, которая изменяет сами критерии оценки реальности человеком.

Под системой философии, как и систематическим богословием понимается не столько изложение как можно большего количества идей, некоторым образом систематизированных, сколько определение критериев для решения поставленных философских и богословских задач.


Примечания:

14 От Матфея 28,19. Против Цельса 2,30.
15 Против Цельса 8, 73-75.
16 там же
17 Соколов В.В. Философское дело Эразма из Роттердама // Эразм Роттердамский. Сочинения. – М., 1987, с. 24.
18 Эдуард Хубер. Религия и политика в христианских традициях. – Новосибирск: НГУ, с. 19
19 Один из критиков христианства прошлого века.
20 Кардинал Ньюмен. Католическая полнота. – М., 1989.
21 Mohler. Nouvelles recherches sur le Symbolique. – Paris, 1987.

Назад   Вперед