Глава XIV Отношение Иисуса к язычникам и самаритянам.

Будучи последовательным в своих принципах, Иисус презирал все, что не было религией сердца. Суетные обрядности ханжей[694], внешний ригоризм, который ищет спасения в кривляний, имели в лице его смертельного врага. Он мало заботился о постах[695]. Он предпочитал жертвоприношению прощение обид[696]. Любовь к Богу, милосердие, взаимное прощение - вот весь его закон[697]. Что может быть менее связано со священством? Священник по самому своему назначению всегда побуждается к общественному богослужению, в котором его участие обязательно;

он отвращает от личной молитвы, которая есть способ обходиться без него. Мы тщетно стали бы искать в Евангелии каких-либо религиозных обрядов, установленных Иисусом. Крещение для него имеет лишь второстепенное значение[698], что же касается молитвы, он требует только одного, чтобы она была от сердца. Как это всегда бывает, многие думали заменить у людей слабых духом истинную любовь к добру одними добрыми пожеланиями и воображали достигнуть Царства Небесного, называя Иисуса:

равви, равви; он отвергал таких людей и говорил, что его религия заключается в делании добра[699]. Часто он цитировал текст из Исайи: "Люди сии чтут меня языком, сердце же их далеко отстоит от меня"[700].

Суббота была главным пунктом, на котором строилось все здание фарисейской мелочности и щепетильности. Это античное и превосходное учреждение сделалось поводом для жалких казуистических диспутов и источником тысячи суеверий[701]. Верили, что сама природа соблюдает субботу; все перемежающиеся источники считались "субботниками"[702]. Иисус очень любил побивать своих противников на этом пункте[703]. Он открыто нарушал субботу и на упреки, которые ему делали по этому поводу, отвечал тонкими насмешками. На еще более высоких основаниях он презирал целую кучу современных правил, прибавленных к Закону преданием и поэтому наиболее милых сердцу ханжи. Омовения, чересчур мелочная разборчивость в отношении того, что чисто и нечисто, встречали в нем беспощадного врага: "Можете ли вы тоже омыть вашу душу? - говорил он. - Не то, что входит в уста, оскверняет человека, но то, что выходит из его сердца". Фарисеи, проповедники этого лицемерия, были мишенью всех его ударов. Он обвинял их в том, что они выходят за пределы Закона, выдумывают неисполнимые правила, чтобы создать для людей случаи согрешить: "Слепые, вожди слепых, - говорил он, - а если слепой ведет слепого, то оба упадут в яму". "Змии, порождения ехиднины, - прибавлял он, - они говорят только о добром, а внутри злы; они заставляют лгать пословицу: от избытка сердца говорят уста"[704].

Он недостаточно знал язычников, чтобы рассчитывать на их обращении создать что-либо прочное. В Галилее было много язычников, но общественного, организованного культа ложных богов, по-видимому, не существовало[705]. Иисус мог наблюдать развитие такого культа в полном блеске в стране Тира и Сидона, в Кесарии Филиппийской и в Декаполисе[706]. Он мало обращал на него внимания. У него никогда не замечалось этого утомительного педантизма евреев его времени, этих декламации, направляемых против идолопоклонства, столь обычных у его единоверцев после Александра, и наполняющих, например, всю книгу "Премудрости"[707]. В язычниках его поражает не идолопоклонство, а их рабство[708]. Молодой еврейский демократ, истинный брат в этом отношении Иуды Гавлонита, не признавал иного господина, кроме Бога, и его очень оскорбляли почести, которые воздавались царским особам, и лживые титулы, которые им часто присваивались. Помимо этого, в большинстве случаев, где он встречается с язычниками, он обнаруживает к ним большую снисходительность; иногда он умышленно возлагает на них больше надежд, нежели на иудеев[709]. На них перенесется Царство Божие. "Когда хозяин недоволен теми, кому отдал в наем свой виноградник, что он делает? Он отдает его другим, которые будут приносить ему добрые плоды"[710]. Иисус тем более должен был держаться этой идеи, что по иудейским понятиям обращение язычников является одним из самых верных признаков пришествия Мессии[711]. На празднестве в его Царстве Божием у него возлягут рядом с Авраамом, Исааком и Иаковом люди, пришедшие от всех четырех стран света, между тем как законные наследники Царства будут отвергнуты[712]. Правда, нередко может показаться, что в предписаниях, которые он дает своим ученикам, заключается совершенно противоположная тенденция: он как будто предписывает им проповедовать спасение исключительно правоверным евреям[713]: он отзывается об язычниках сообразно с иудейскими предубеждениями[714]. Но надо припомнить, что его ученики, узкий ум которых не был достаточно восприимчив к этой высшей индифферентности по отношению к достоинству сынов Авраамовых, легко могли изменить предписания своего учителя в духе своих собственных идей[715]. Сверх того, весьма возможно, что Иисус сам несколько видоизменял свое отношение к язычникам, точно так же, как Магомет отзывается в Коране об иудеях - то с самым высоким уважением, то с крайней жестокостью, смотря по тому, надеется ли он привлечь их к себе или нет. Действительно, предание приписывает Иисусу два совершенно противоположных правила прозелитизма, которыми он мог пользоваться поочередно: "Кто не против вас, тот за вас". - "Кто не со мной, тот против меня"[716]. Страстная борьба почти неизбежно влечет за собой такого рода противоречия.

Несомненно, что среди своих учеников он насчитывал много таких людей, которых иудеи называли "эллинами"[717]. Это слово имело в Палестине весьма различное значение. Так назывались то язычники, то иудеи, умеющие говорить по-гречески и живущие среди язычников[718], то люди языческого происхождения, обращенные в иудаизм[719]. Вероятно, у этой последней категории эллинов Иисус пользовался наибольшей симпатией[720]. Присоединение к иудаизму имело много степеней, но прозелиты всегда оставались в состоянии более низком, нежели кровные иудеи. Те, о которых идет здесь речь, назывались "прозелитами врат" или "людьми богобоязненными", и они подчинялись правилам Ноя, а не Моисея[721]. Самая приниженность их была, без сомнения, причиной их сближения с Иисусом, и благодаря ей он относился к ним благосклонно.

То же самое отношение было у него и к самаритянам. Самария, втиснутая наподобие острова между двумя большими провинциями иудаизма (Иудея и Галилея), образовала в Палестине некоторого рода клин, где еще сохранялся древний культ Гаризима, родственного и соперничавшего с культом Иерусалима. Эта бедная секта, не обладавшая ни гением, ни мудрой организацией иудаизма в истинном смысле этого слова, встречала у иерусалимских иудеев жестокое к себе отношение[722]. Ее ставили на одну доску с язычниками, но относились к ней с еще большею ненавистью[723]. Из духа противоречия Иисус был к ней особенно расположен. Часто он даже предпочитает самаритян правоверным иудеям. Если же в других случаях он как бы запрещает своим ученикам идти к ним с проповедью, оставляя свое Евангелие для чистых израильтян[724], то и здесь, без сомнения, такое предписание вызывалось обстоятельствами и получило в глазах апостолов слишком большое абсолютное значение. Действительно, иногда самаритяне дурно его принимали, ибо предполагали, что и он проникнут предубеждениями своих единоверцев[725]; совершенно так же в наши дни свободомыслящий европеец встречается с мусульманами как враг, ибо они предполагают в нем всегда христианина-фанатика. Иисус умел стоять выше подобных недоразумений[726]. По-видимому, в Сихеме у него было несколько учеников, и он провел здесь по меньшей мере два дня[727]. В одном случае он нашел благодарность и истинное милосердие только у самаритянина[728]. Притча о раненом человеке на дороге в Иерихон принадлежит к числу прекраснейших притч. Проходит священник, видит раненого и продолжает свой путь. Проходит левит и тоже не останавливается. И сжалился над ним самаритянин, который подошел к нему, помазал ему маслом его раны, перевязал их[729]. Отсюда Иисус заключает, что истинное братство между людьми создается милосердием, а не религиозным убеждением. "Ближним" для иудея является прежде всего единоверец[730], а для Иисуса человек милосердный к себе подобному без различия секты. Братство между людьми в самом широком смысле этого слова проповедуется во всех его поучениях.

Эти мысли, теснившиеся в голове Иисуса при выходе его из Иерусалима, нашли себе яркое выражение в одном эпизоде, который относится именно к его обратному пути из Иерусалима[731]. Дорога из Иерусалима в Галилею проходит в расстоянии получаса пути от Сихема[732], перед входом в долину, над которой господствуют горы Эбал и Гаризим. Иудейские пилигримы по большей части избегали этой дороги, предпочитая сделать большой крюк через Перею, лишь бы не подвергаться притеснениям со стороны самаритян и не обращаться к ним с какими-либо просьбами. Было запрещено пить и есть с ними[733]; для некоторых казуистов считалось аксиомой, что "кусок хлеба самаритянина то же, что свиное мясо"[734]. Поэтому если иудеи и шли этой дорогой, то наперед запасались пищей; и при этом им все-таки редко удавалось избегнуть побоев и дурного обращения[735]. Иисус не разделял ни этих предубеждений, ни этих опасений. Дойдя до того места пути, где с левой стороны открывается долина Сихема, он почувствовал усталость и захотел отдохнуть у колодца. В то время, как и теперь, самаритяне имели обыкновение давать всем пунктам своих долин названия, связанные с воспоминаниями из эпохи патриархов; этот колодец назывался у них "колодцем Иакова"; вероятно, это был тот самый, который доныне носит название Бир-Якуб. Ученики вошли в долину и направились в город за провизией. Иисус сел возле колодца; перед ним открывался вид на гору Гаризим.

Около полудня из Сихема пришла одна женщина за водой, Иисус попросил у нее напиться и этим чрезвычайно ее удивил, так как обыкновенно иудеи избегали всяких сношений с самаритянами. Разговор с Иисусом совершенно покорил ее, она признала в нем пророка и, ожидая с его стороны упреков за свою веру, предупредила их: "Господи, - сказала она, - отцы наши поклонялись на этой горе, а вы говорите, что место, где должно поклоняться, находится в Иерусалиме". Иисус говорит ей: "Поверь мне, что наступает время, когда и не на горе сей, и не в Иерусалиме будете поклоняться Отцу. Но истинные поклонники будут поклоняться Отцу в духе и истине"[736].

В день, когда он произнес эти слова, он поистине был Сыном Божиим. Тогда он высказал то слово, на котором должно было покоиться все здание вечной религии. Этим словом он создавал чистый культ, не имеющий ни эпохи, ни родины, находящийся вне времени и пространства, культ, который будут исповедовать все возвышенные души впредь до скончания века. В этот день его религия стала не только истинной религией человечества, но абсолютной религией; и если на других планетах существуют обитатели, одаренные разумом и нравственностью, их религия не может быть иной, нежели та, которую возвестил Иисус у колодца Иакова. Человек не сумел держаться этой религии, ибо идеала удается достигнуть лишь на один момент. Слово Иисуса было проблеском света среди ночного мрака, и понадобилось восемнадцать веков для того, чтобы глаза человечества (что я говорю! - лишь бесконечно малой части человечества) привыкли к этому свету. Но проблеск света обратится в ясный день, и, пройдя весь цикл заблуждений, человечество возвратится к этому слову, как к бессмертному выражению своей веры и своих надежд.


694 Матфея, XV, 9.

695 Матфея, IX, 14; XI, 19.

696 Матфея, V, 23 и след.; IX, 13; XII, 7.

697 Матфея, XXII, 37 и след.; Марка, XII, 29 и след.; Луки, X, 25 и след.

698 Матфея, XXVIII, 19 и Марка, XVI, 16 не передают нам подлинных слов Иисуса. Ср. Деяния, X, 47; 1 посл. к Коринф., I, 17

699 Матфея. VII, 21; Луки, VI, 46.

700 Матфея, XV, 8; Марка, VII, 6. Ср. Исайя, XXIX, 13.

701 См. в особенности Мишна, Шаббат, и Uvre des Jubiles (перевод с эфиопского Эвальда).

702 Иосиф, В. 1" VII, V, 1; Плиний. Hist. Nat., XXXI, 18. Ср. Томсон, The Land and the Book, I, стр. 406 и след.

703 Матфея, XII, 1-14; Марка, II, 23 - 28; Луки. VI, 1 - 5; XIII, 4 и след.; XIV. 1 и след.

704 Матфея, XII, 34; XV, 1 и след.; 12 и след.; ХХШ вся; Марка, VII, 1 и след.; 15 и след.; Луки, VI, 45; XI, 39 и след.

705 Я думаю, что язычники в Галилее находились главным образом на ее границах, например в Кадесе, самое же сердце страны, за исключением города Тивериады, было иудейским. Линия, которой начинаются развалины синагог, в настоящее время ясно обозначается на высоте озера Чулех (Самахонитского). Следы языческой скульптуры, будто бы открытые в Телль-Хуме, сомнительны. Берег моря, в частности город Акр, не входил в состав Галилеи.

706 См. выше, стр. 130.

707 Главы ХШ и след.

708 Матфея, XX, 25; Марка, X, 42; Луки, XXII, 15

709 Матфея, VIII, 5 и след.; XV, 22 и след.; Марка, VII, 25 и след.; Луки, IV, 25 и след

710 Матфея, XXI, 41; Марка, XII, 9; Луки, XX, 16

711 Исаия, II, 2 и след.; LX; Амос, IX, 11 и след.; Иеремия, III, 17; Малахия, I, 11; Товит, XIII, 13 и след.; Carmina sibyllina, III, 715 и след. Ср. Матфея, XXIV, 14; Деяния, XV, 15 и след.

712 Матфея, VIII, 11-12; XXI, 33 и след.; XXII, 1 и след.

713 Матфея, VII, 6; X, 5 - 6; XV, 24; XXI, 43.

714 Матфея, V, 46 и след.; VI, 7, 32; XVIII, 17; Луки, VI, 32 и след.; XII, 30.

715 В этом нас убеждает то обстоятельство, что несомненно подлинные слова Иисуса, Logia Матфея, носят характер всеобщей морали и нисколько не отзываются иудейским ханжеством.

716 Матфея, XII, 30; Марка, IX, 39; Луки, IX, 50; XI, 23.

717 Иосиф утверждает это категорически (Ant., XVIII, III, 3), и нет основания предполагать здесь подделки в его тексте. Ср. Иоанна, VII, 35; XII, 20-21.

718 Иерус. Талмуд, Coma, VIII, 1.

719 См. в особенности Иоанна, VII, 35; XII, 20; Деяния, XIV, 1; XVII, 4; XVIII, 4; XXI, 28.

720 Иоанна, XII, 20; Деяния, VIII, 27.

721 Мишна, Баба метсия, IX, 12; Вавил. Талмуд, Синедрион, 56Ь. Деяния, VIII. 27; X, 2. 22, 35; XIII. 16, 26, 43, 50; XVI, 14; XVII, 4, 17; XVIII, 7; посл. к Гал., II, 3; Иосиф, Ant., XIV, VII, 2; Леви, Epigr. Beitrage zur Gesch. der luden, стр. 311 и след.

722 Екклезиаст, L, 27 - 28; Иоанна, VIII, 48. Иосиф, Ant., IX, XIV, 3; XI, VIII, 6; XII, V, 5; Иерус. Талмуд, Абода Цари, V, 4; Песахим, I, 1.

723 Матфея, X, 5; Луки, XVII, 18; Ср. Вавил. Талмуд, Холин, 6а.

724 Матфея, X, 5 - 6.

725 Луки, IX, 53.

726 Луки, IX, 56.

727 Иоанна, IV, 39 - 43. Все это подвержено некоторому сомнению, благодаря тому, что только Лука и автор четвертого Евангелия, которые оба были антииудеиского направления и поэтому старались доказать, что Иисус был благосклонен к язычникам, одни упоминают об этих отношениях Иисуса к самаритянам и при этом впадают в противоречие по данному поводу с Матфеем (X, 5).

728 Луки, XVII, 16 и след.

729 Луки, X, 30 и след.

730 Текст в книге Левит, XIX, 18, 33 и след. имеет гораздо более широкий смысл; во круг братства в иудейских понятиях все более суживался.

731 Иоанна, IV, 4 и след.

732 Ныне Наплус. Из слов Иоанна, IV, 5, вытекает, что Sychar есть Сихем; ср. Бытие, XXXIII, 19; XLVIII, 22, и Иисус Навин, XXIV. 32.

733 Луки, IX, 53; Иоанна, IV, 9.

734 Мишна, Шебеит, VIII, 10; повторяется и в других местах Талмуда

735 Иосиф, Ant., XX, V, 1; В. I., XII, II, 3; Via. 52.

736 Иоанна, IV, 21 - 23. Не следует особенно настаивать на исторической реальности этой беседы, так как передать ее содержание могли только Иисус и его собеседница. Но эпизод, передаваемый в IV гл. Евангелия от Иоанна, без сомнения, излагает нам одну из сокровеннейших мыслей Иисуса, и большая часть обстоятельств этого повествования по своему характеру поразительно правдива. Ст. 22 по мысли своей, составляющей противоположность стихам 21 и 23, представляется неудачным добавлением евангелиста, который сам испугался смелости передаваемых им слов. Это обстоятельство, равно как и слабость в исполнении всего остального эпизода, со своей стороны, утверждают в мысли, что только в стихах 21 и 23 передаются нам подлинные слова Иисуса.

Назад   Вперед