Часть втораяКАК-ТО ТАК СЛУЧИЛОСЬ, что в каждом сне, которые Ренделл видел за последние полторы недели, присутствовал Христос. Вот и сейчас, когда он с трудом попытался проснуться, сон все еще продолжался, а может существовал всего лишь на грани сознания, где-то за приоткрытыми веками. Ученики увидали, как Иисус ходит по морю, и они встревожились, говоря: "Это призрак". Но Иисус тотчас заговорил с ними и сказал: "Ободритесь, это Я, не бойтесь". И Стивен Ренделл тоже сказал ему в ответ: "Господи! если это Ты, повели мне придти к тебе по воде". И Иисус сказал: "Иди!" А когда Стивен вышел из лодки, он пошел по воде, чтобы подойти к Иисусу. Но, видя сильный ветер, испугался и, начав утопать, закричал: "Отче, спаси меня!" И преподобный Натан Ренделл тотчас простер руку, поддержал его и сказал: "Маловерный, зачем ты усомнился?" И Стивен Ренделл был спасен и обрел веру. Этот безумный сон душил его. Ренделл наконец-то проснулся, открыл глаза и только сейчас понял, что дыхание ему затрудняла мягкая грудь Дарлены - ее обнаженная левая грудь прижималась к его губам. Женщина раскинулась на кровати, нависая над ним, ее ярко-розовый пенюар распахнулся, и обнажившаяся грудь закрывала ему рот. Ренделлу случалось просыпаться в самых странных местах и самым необычным образом, но никогда раньше не просыпался он на корабле, плывущем по Атлантическому океану, от прикосновения женской груди. Он все еще был на воде, но Иисус Христос и преподобный Натан Ренделл Христос неожиданно умчались далеко-далеко. Дарлена сверху одарила его улыбкой. - Ну как, нравится тебе? Ты бы не смог придумать лучшего способа проснуться? Ну какого пашу, с которым бы обходились получше, можешь ты назвать? Все понятно - еще одна из детских любовных игр Дарлены. Только сейчас у Ренделла не было охоты на подобные вещи, хоть он и знал, что это единственный товар, который может она предложить, поэтому изобразил благодарственную реакцию. Он нежно обцеловал ее грудь вокруг алого соска, пока тот не напрягся и не отскочил от его губ. - Ах ты озорник, Стив, - с деланой суровостью сказала Дарлена. - Давай-ка не будем сейчас начинать. Просто мне хотелось убедиться, что ты начинаешь день с улыбкой. - Она склонила голову и надула губы, как бы обидевшись на Ренделла. - Только теперь ты наказан. - Она протянула руку, сунула ее под одеяло и повела вниз, меж его ног. Какое-то время она ласкала его, а потом быстренько отдернула руку. - Эгей, а ты времени не теряешь! Ренделл поднял руки, чтобы притянуть Дарлену к себе, но та откатилась от него и спрыгнула на пол. - Веди себя прилично, дорогой. Я уже сообщила стюарду, чего мы хотим на завтрак. Через минуту-другую он будет здесь. - Через полчаса-час, - пробурчал Ренделл. - Прими душ и одевайся, - после чего она сбежала в соседнюю комнату, гостиную, их небольшой каюты на верхней палубе лайнера "Франс". - Знаешь, дорогой, в этой их судовой газете, "L'Atlantique", написано, что сейчас на канале 8А будет документальный фильм на английском языке, где рассказывается, что стоит посмотреть в Лондоне. Мне бы не хотелось пропустить. Дарлена была без ума от корабельного кабельного телевидения, которое показывало кинофильмы круглые сутки, а ей не хотелось терять ни единого удовольствия этого путешествия. Ренделл поглядел в иллюминатор, но тот был завешен коричневой портьерой. Тогда он позвал: - Дарлена, как там погода? - Солнце пытается пробиться через тучи, - ответила та из гостиной. - Зато море будто стеклышко. Опершись на локте, Ренделл осматривал каюту. Это была стандартная двойка, с длинным металлическим комодом на четыре ящика между кроватями; на комоде рядом с его кроватью стоял белый телефонный аппарат, ближе к кровати Дарлены - лампа с белым абажуром. У изголовья располагалось коричневое кресло с полосатой обивкой, на котором сейчас было раскидано белье Дарлены: полупрозрачный лифчик и колготки. В ногах кровати, перед трюмо, валялся легкий стульчик оранжевого цвета. Ренделл слышал ровное гудение судовых двигателей и плеск рассекаемой носом и смыкающейся за кормой лайнера воды. После этого он услышал щелчок включаемого телевизора и бубнящий голос диктора. Ренделл упал на подушку и попытался включиться в четвертое утро пятого дня плавания от Нью Йорка до Саутхемптона. Когда он согласился занять пост рекламного директора по изданию Международного Нового Завета и проекта, носящего название "Воскрешение Два", он не собирался брать Дарлену Николсон с собой в поездку. Наоборот, он хотел отправиться один, с Уилером, чтобы сконцентрироваться на подготовке всего того, что так занимало его теперь, на той работе, которую он согласился делать. Дарлена была слишком фривольной и гедонистической особой для такой поездки. И дело было даже не в том, что девушка могла занять все его время, а в том, что Дарлена могла отрывать от основных занятий своим пустым легкомыслием и постоянной готовностью к сексуальным забавам. Более того, ее присутствие могло привести к ненужным осложнениям. Уилер со своими сотрудниками, всякими специалистами и экспертами, учеными и богословами, связанными с "Воскрешением Два" в Амстердаме, не захотели бы иметь ничего общего с девушкой, подобной Дарлене. Ренделл догадывался, что в подобной компании она была бы как девица из кордебалета или стриптизерка на проведении католической благотворительной лотереи. Причем, все это не потому, что Дарлена выглядела какой-нибудь дешевкой, проституткой - нет, скорее, потому, что она была кричаще-яркой, привлекающей все взгляды, в чем-то глупенькой, никогда не учитывающей обстоятельств. А вообще-то говоря, она была весьма видной и прямо-таки излучала сексуальность. Дарлена была высокой девицей с плоским, удлиненным и худощавым телом манекенщицы или модели из мира высокой моды, если только не обращать внимание на груди: крепкие, грушевидной формы, вечно демонстрируемые в глубоких декольте носимых ею платьев и блузок или же обтягивающих свитеров, собираемых ею дюжинами. Ее белокурые волосы доходили до плечей, голубые глаза казались посаженными слишком близко, щеки - несколько впалыми; у нее была очень тонкая светлая кожа и маленький ротик с полными губами. Ходила она как бы скользя, так что все части тела - грудь, бедра, ягодицы - двигались как надо, во всяком случае, всегда заставляя обернуться проходящих мимо мужчин. У нее были самые длинные ноги, какие Ренделлу не доводилось видеть ни у одной из женщин. Вне кровати Дарлена доставляла массу хлопот, она была глуповатой, неловкой и капризной. В постели же она преображалась: становилась гибкой, неутомимой, изобретательной, веселой и дарящей радость. Ренделл давно уже решил про себя, что весь ее ум помещался к нее в вагине. Встретив Дарлену, Ренделл получил от нее все, в чем нуждался, но она не могла быть тем товарищем для волнующего и увлекательного путешествия в мир веры, куда он сам решил направиться. Ренделл предлагал Дарлене различные выходы из сложившейся ситуации. Поскольку ему надо было ехать за границу не дольше, чем на месяц-два, и в это время он не мог уделять ей достаточно внимания, с его стороны возникло предложение, чтобы Дарлена на это время вернулась в Канзас-Сити, чтобы проведать родителей, родственников, друзей. Он мог бы оплатить ей билеты в обе стороны и подкинуть деньжат на карманные расходы на все то время, пока он не вернется, и они не воссоединятся в Нью Йорке. Дарлена его предложения не приняла. Тогда он стал соблазнять ее поездкой в Лас Вегас, Лос Анжелес, месячным отдыхом на Гавайях или шестинедельным путешествием по Южной Америке. Ответом на все это было: нет, нет и нет; Стив, я хочу быть только с тобой; если же я не смогу поехать, то покончу жизнь самоубийством. В ответ на это он вздохнул, сдался и сделал ее своей секретаршей, прекрасно понимая, что никого этим не обманет, а в конце концов вообще выкинул всю проблему из головы. Хотя, в сложившейся ситуации были и свои преимущества. Одно из них заключалось в том, что он ненавидел оставаться в постели одному. Кроме того, после хорошей выпивки случались моменты, когда он чувствовал себя виноватым. Дарлена же была прекрасной возможностью отвлечься от грустных мыслей. Ночью она была само совершенство, все в ней двигалось: руки, ноги, бедра и ягодицы, ну а уж после того, когда Ренделл кончал, он чувствовал себя так, будто его пропихнули через иллюминатор. А за неделю до отъезда, если не считать решения забрать Дарлену с собой, нужно было еще решить несколько чисто личных проблем, но Ренделл был загружен работой с утра до самой ночи, отдавая распоряжения по работе агентства и по дому. После оглушительного сообщения Уилера о находке в Остиа Антика, впервые за все времена удостоверяющей историчность Христа, Ренделл сгорал от нетерпения и любопытства узнать каждую деталь этого таинственного открытия. Но Уилер не удовлетворял его желания. Во время плавания еще будет масса времени, говорил он, а все остальные подробности будут ожидать Ренделла по прибытию в Амстердам. Ренделлу же чертовски хотелось рассказать Ванде, Джо Хокинсу и всем своим сотрудникам об их новом задании, но Уилер попросил его держать все в тайне, пока эксклюзивные экземпляры Международного Нового Завета не выйдут из печати, и издатели не дадут своего разрешения. Но более всего Ренделлу хотелось сообщить эту потрясающую новость своему отцу и Тому Кэри, заранее чувствуя, как она подействует на них, но он был связан обетом молчания, и потому они ничего пока не знали. Каждый день он звонил в Оук Сити, разговаривал с матерью или Клер и убеждался, что отец, хотя все еще и парализованный, постоянно набирается сил и приходит в себя. Позвонил он и в Сан Франциско. С огромным трудом пришлось ему объяснять Джуди, что планы принять ее в Нью Йорке на пару недель этим летом неосуществимы. Он сказал дочери, что должен выехать за границу по специальному заданию, но пообещал, что осенью они как-нибудь встретятся. После этого он попросил дочку позвать к телефону ее мать. Ему хотелось знать, не передумала ли Барбара относительно развода. Жена спокойно ответила, что не передумала и на следующей неделе собирается встретиться со своим адвокатом. Ну ладно, холодно отреагировал на это Ренделл, тогда он даст указания Тэду Кроуфорду противодействовать этому разводу. На следующее утро Ренделл проконсультировался с Кроуфордом и описал свой случай; его адвокат только что оторвал голову от подушки и сонным голосом пытался убедить своего клиента не доводить дела до суда. Когда же Ренделл остался непреклонным, Кроуфорд, хочешь - не хочешь, начал делать заметки, чтобы избегнуть неприятных судебных разбирательств, и согласился подготовить все необходимые документы. В течение этой безумно занятой делами недели Кроуфорд встречался и с двумя юристами Огдена Тауэри, решая некоторые спорные моменты, связанные с вхождением "Ренделл Ассошиэйтес" в "Космос Энтерпрайсез". С ужасной внутренней неохотой Ренделл решил позвонить в Вашингтон Джиму Маклафлину, чтобы назначить встречу. По меньшей мере, Джим заслуживал личных объяснений тех причин, по которым Ренделл изменял своему слову и отказывался сотрудничать с Рейкеровским Институтом. Джим мог и не понять их, но такая попытка объяснения должна была иметь место. К несчастью, Джим Маклафлин уже отбыл куда-то для выполнения совершенно секретного задания, так что связаться с ним было никак невозможно. В Вашингтоне его не будет несколько месяцев. Тогда Ренделл оставил для Маклафлина просьбу позвонить Тэду Кроуфорду. Другого выхода не было. Маклафлину придется узнать неприятное известие самым неприятным путем. Так что, когда день отплытия наступил, Стив Ренделл был чертовски рад этому. Сейчас же, лежа на кровати в своей каюте, он повернулся на бок. Рядом с телефоном лежала куча сувениров и памяток, которые Дарлена уже насобирала за время плавания. Ренделл поискал рукой за телефонным аппаратом и нащупал брошюрку с программой плавания, в которой было напечатано ежедневное расписание мероприятий. В комплекте имелось пять четырехстраничных буклетов; каждые две первые странички на английском языке, две остальные - на французском. В первых четырех буклетах были мероприятия прошедших четырех дней плавания, в пятом была программа на сегодня. Нынче их было целых девять событий - до того времени, пока завтра утром на рассвете они не прибудут в Саутхемптон. Разложив программки в руке, будто игральные карты увеличенного размера, Ренделл мог убедиться, насколько мало могли они отразить его собственную активность за время плавания. Тем не менее, каждая из них оставила какой-то след в памяти. А вообще-то, это было приятнейшее морское путешествие, позволившее и отдохнуть, и стимулировать его ум. Если не считать неприятного случая в самый первый день, сразу же после посадки, плавание могло бы стать просто идеальным. Первый день. Ренделл рассматривал буклет, где сверху заглавными буквами шла надпись: ЛАЙНЕР "ФРАНС", обрамленная изображениями Статуи Свободы, Эйфелевой башни и самого корабля. Самый первый день.
E V E N T S D U J O U R Пятница, 7 июня (В 18.00 просим перевести свои часы на 15 минут вперед) 14:30 "Отплытие из Нью Йорка" 16:00 "Чайный прием с музыкой" Холл "Фонтенбло". Веранда средней палубы Ренделл отложил программку и вновь переживал то, что мог вспомнить из собственных Events du Jour, сохранившихся в виде отдельных фрагментов. Поднявшись по трапу первого класса за Дарленой, привлекающей взгляды всей мужской половины пассажиркой и экипажа (никакого лифчика под блузкой, широкий кожаный пояс, коротенькая шелковая юбочка, черные колготки и модные туфли на высоком каблуке), он направился вместе с ней прямиком на прием к Уилеру, устроенному в его апартаментах, расположенных сразу же у входа на прогулочную палубу. Жена Уилера с сыновьями осталась в их канадском летнем доме, так что это был, скорее, прощальный деловой прием. Апартаменты Уилера были заполнены ангелоподобными мужчинами и сладкоречивыми, похожими на деятельниц Армии Спасения дамами из "Мишшиэн Хаус". Правда, здесь присутствовали и новые лица, которых Ренделл еще не встречал, явно профессорского или богословского вида, чаще всего со своими женами, чаще всего - среднего возраста. Проходя с Дарленой под руку через комнату и приняв бокал с шампанским у официанта в белой униформе, но отказавшись от закусок, представляя своего "секретаря" всем тем, кого мог узнать, Ренделл заметил Наоми Данн, стоящую неподалеку от радостно возбужденного Уилера. Ренделл уже направился было к нему, когда Уилер сам увидал его и поднял руку в приветствии. - Это начало исторического путешествия, Стив, воистину исторического! - воскликнул он. - А эта милая леди, это твой секретарь, та самая, о которой ты говорил? Ренделл, нервничая, представил их друг другу. Издатель был неподдельно заинтригован Дарленой, о которой до сих пор знал только из вторых рук, из досье Тауэри. - Вы присоединяетесь к работе для нашего Господа, мисс Николсон. Помогая мистеру Ренделлу, вы послужите всему человечеству. Не думаю, чтобы вы знали кого-либо из собравшихся тут... Стив, ты не против, если я представлю твою прекрасную даму? Взяв Дарлену под руку, Уилер ушел, а Ренделл обнаружил, что стоит рядом с Наоми Данн. Она прижималась к стене, потягивая шампанское из бокала и делая вид, что все происходящее ее никак не касается. - Привет, Наоми. Могу я называть вас просто Наоми? - Почему бы и нет? Ведь мы же будем работать вместе. - Я тоже надеюсь на это. Я рад, что вы пришли проводить нас. - Простите, - улыбнулась та, - но я пришла сюда не провожать. Я отправляюсь с вами и мистером Уилером. Ренделл не смог скрыть удивления. - А Джордж и словом не обмолвился. Я восхищен! - Мистер Уилер никогда не отправляется в дорогу без меня. Я его банк памяти, энциклопедия и подручный справочник по Новому Завету... Мистер Уилер знает все, что касается издательского дела. Но когда ему надо работать с библейскими материалами, он во всем полагается на меня. К тому же, на время плавания мне поручено быть и вашим ментором. - Я рад, честное слово, рад, - сказал Ренделл. С легкой улыбкой Наоми изучала его лицо. - Вы уверены? А мне казалось, что я знаю вас лучше. Первый урок начнется завтра, после обеда. А уже через пять минут Уилер схватил Ренделла под руку и потянул его в угол комнаты, шепча при этом на ухо: - Вам надо познакомиться с двумя гостями. Очень важными для нашего будущего. Наш секрет им известен, и они, естественно же, поддерживают наш проект. Впрочем, они и сами являются частью проекта. Без них мы как без рук. Доктор Стоунхилл из Американского Библейского Общества и доктор Эванс из Национального Совета Церквей. Доктор Стоунхилл, представитель Американского Библейского Общества, был лысым, угрюмым типом, но настроенным довольно помпезно. К тому же он был влюблен в статистику. - Практически каждая церковная организация в Соединенных Штатах поддерживает нашу работу и вносит вклад в наш бюджет, - сообщил он Ренделлу. - Наше основное занятие, это распространять Библию. Каждый год мы представляем церквам - членам нашего Общества - экземпляры Писания, отпечатанные без всяких сносок и комментариев. Мы печатаем Библии или же извлечения из нее на 1200 различных языках. Кстати, в течение одного лишь года, совместно с Объединенным Библейским Обществом, мы распространяем по всему миру 150 миллионов экземпляров Священного Писания. Вы только подумайте, за один год! И мы гордимся этим! Он петушился так, будто сам лично располагал этими миллионами Библий. Ренделл даже не знал, что и сказать. - Впечатляюще, - промямлил он. - И причина того, что Библию принимают во всем мире, имеется, - продолжил Стоунхилл. - Библия - это книга на все времена и для всего человечества. Это можно охарактеризовать так, как сделал папа Григорий, сказавший, что Библия это поток, в котором слон может плавать, но который может перейти и агнец. Это тот самый папа Григорий, который жил в шестом веке, знаете? Ренделл знал. Сам он уже поплыл. - Сейчас же, в связи с последними открытиями, Новый Завет будет расширен и дополнен, - скучным голосом нудил Стоунхилл. - И, как я полагаю, распространение книг нашего Общества, возрастет десятикратно. До настоящего времени в Новом Завете было 7959 стихов. Но теперь, с прибавлением даже не буду называть нового евангелия по имени - к имеющимся каноническим текстам восхищение Господом нашим вообще будет безгранично. Знаете, согласно Библии короля Иакова, Иисус сказал 36450 слов. Но вот теперь... Теперь Ренделл желал, чтобы его кто-нибудь спас. Через несколько минут, испытывая легкое головокружение, он вроде бы нашел спокойный оазис, но вскоре опять был схвачен Уилером и представлен доктору Эвансу, председателю Национального Совета Церквей. Доктор Эванс был получше. Он еще не до конца облысел, был не таким мрачным и мог контролировать свой энтузиазм и увлеченность предметом. Он даже был приятен Ренделлу, и то, что он рассказывал, было поинтересней статистики Стоунхилла, тем более - в данных обстоятельствах. - Национальный Совет Церквей, - рассказывал доктор Эванс, - это официальное агентство для представителей тридцати трех вероисповеданий - протестантов, восточной православной церкви и католиков - существующих в США. Ни одно издание Библии в Америке, никакое предприятие не могут быть успешными без нашей поддержки и согласия. Мы участвуем в проекте мистера Уилера с самого начала и рады тому, что профессор Монти совершил самое знаменательное археологическое открытие за всю историю христианства. С этой находкой ничто не сравнится! Важность обнаружения этого пятого евангелия не сравнима даже с находкой свитков Мертвого Моря в Израиле или же папирусов Наг Хамади в Египте. Мы даже не можем еще полностью представить значимость этого открытия! - Почему же? - спросил Ренделл. - Для начала, оно хотя бы доказывает нам, что Иисус существовал в действительности. - О, главное не это. Дело в том, что лишь самые незначащие школы скептиков, в основном в Германии, полностью отрицают существование Христа как личности. Большинство исследователей Библии никогда, по правде говоря, особо и не беспокоились относительно вопроса историчности. Мы всегда верили в то, что жизнь Господа нашего, равно как и жизнь Сократа, Платона или Александра Великого, и так доказана. Ассирийцы и персы оставили нам намного меньше сведений о жизни своих знаменитых царей, хотя мы никогда и не сомневались в их существовании. Что же касается Иисуса, не будем забывать, что территория, на которой он действовал, была ограниченной, время его служения - весьма коротким, а его последователи были неграмотными, простыми людьми. Мы и не ожидали, чтобы тому, кого воспринимали как провинциального пророка или же Благовестника, возводили храмы или ставили статуи. Шелли вообще характеризовал Его как проповедника-демагога. Даже смерть Иисуса в контексте времени, когда Он жил, имела совершенно ничтожное значение. Ренделл никогда раньше не думал об этом. - Вы и вправду считаете, будто Его проигнорировали? - В тот момент, когда это все случилось? Ну конечно. С точки зрения Римской империи суд над Иисусом в Иерусалиме был каким-то мелким событием, известным римлянам сотнями. Даже рапорт Петрония о судебном разбирательстве над Иисусом - несмотря на всю его ценность для нас - в 30 году нашей эры был самым банальным явлением. И вообще, мистер Ренделл, большинство ученых-библеистов считает, будто нам всем еще удивительно повезло, что люди вообще собирали какие-то сведения от знавших Его, а потом оставили их в письменном виде. Конечно, из самих евангелий мы тоже можем извлечь какие-то свидетельства. Судебные разбирательства обычно зависят от свидетельств очевидцев для подтверждения фактов. И кое-какие свидетельства евангелия нам дают. Ученые всегда понимали, что относящиеся к Христу биографические детали были недостаточными, потому что очевидцы с их изустными рассказами - на которых и основывались евангелисты - совершенно не интересовались биографией Иисуса, но его служением как Мессии. Его последователи не испытывали необходимости записывать историю, поскольку для них история подходила к своему завершению. Их не интересовало, как Иисус выглядел, гораздо сильнее им было важно знать то, что он говорил и делал. Они не думали о необходимости сохранить для потомков сведения о жизни и внешности Иисуса, ибо ожидали его скорого возвращения в "райских облоках". Сами миряне, люди обычные и ограниченные, так никогда этого и не поняли, зато стало расти число скептиков и сомневающихся. И вот для наших современников, воспитанных на мемуарах и биографиях, Иисус превратился в нереального, выдуманного персонажа народной сказки вроде Геракла или Поля Баньяна. - Ну а теперь, с выходом новой Библии, считаете ли вы, будто их сомнения будут развеяны окончательно? - Окончательно и навечно, - ответил на это доктор Эванс. - С приходом новой Библии всеобщий скептицизм уйдет. Все воспримут Иисуса как Мессию. Доказательство будет настолько сильным, как будто Его образ был бы сохранен на фотографиях или кинопленке. Теперь нам уже известно, что у Иисуса был брат, который, предвидя сомнения, позаботился оставить для нас свидетельства из первых рук о Его жизни. Нам уже известно, что фрагменты рукописи сохранились затем, чтобы дать нам свидетельский отчет о Его Вознесении. Мир будет потрясен, и повсюду воцарится вера. Да, мистер Ренделл, то, что наш мистер Уилер и его коллеги собираются представить всему свету, не только снесет недоверие, но и тысячекратно усилит веру и надежду всех людей. Многие века человеческие существа желали верить в Спасителя. И вот теперь, наконец, они могут осуществить это. Вы включились в незабываемое путешествие, мистер Ренделл. Все мы начинаем его. И ради этого всеобщего путешествия я желаю вам доброго пути. Совершенно ошеломленный, неспособный сконцентрироваться на значении открытия, Ренделл решил найти успокоение в следующем бокале шампанского и не имеющей ничего общего с ученой действительностью Дарленой Николсон. Оглядываясь по сторонам, он обнаружил ее возле двери. К ней прижался какой-то моряк-француз и что-то нашептывал ей на ухо. Девушка кивнула и поспешно вышла за ним из апартаментов. Ренделл взял с подноса еще один бокал с шампанским и, понемножку отпивая из него, решил выяснить, куда же Дарлена отправилась. Протиснувшись сквозь толчею гостей, он вышел на площадку к лифтам. Здесь Дарлены не было. Уже собравшись разыскивать ее в Главном Холле, Ренделл заметил Дарлену, стоящую у раскрытого окна на прогулочной палубе, причем не одну. Девушка была поглощена беседой с каким-то молодым человеком. Дарлене было двадцать четыре года, а серьезный юноша не мог быть старше ее на год или два. Мешковатый костюм из индийской полосатой ткани не мог скрыть его мускулистого тела. У парня были волосы песочного цвета, широкая грудная клетка и выдающаяся нижняя челюсть. Сразу было заметно, что он весьма подходит Дарлене. А затем, вспомнив, что Дарлена уже как-то показывала ему этого юношу, Ренделл узнал парня. Рой Ингрэм, ее старинный приятель из Канзас-Сити. Он рассчитывал или, по крайней мере, планировал быть единственным поклонником Дарлены. Прежде, чем Ренделл смог хоть что-то придумать относительно своего здесь присутствия, Дарлена увидала его, махнула рукой и даже повела юношу навстречу. Ренделл хотел побыстрее сбежать, но было поздно. Эта парочка уже перехватила его. Дарлена приколола к корсажу платья букетик гардений. Ренделл и представить не мог, что такие букетики все еще делают. На лице Дарлены была вежливая улыбка. - Рой, а это мой босс, мистер Стивен Ренделл... Ага, а это Рой Ингрэм, мой приятель из Канзас-Сити. Ренделл пожал протянутую руку. - Да, да, мисс Николсон рассказывала мне о вас. Рою Ингрэму явно было не по себе. - Рад вас видеть, сэр. Дарлена уже сообщила, что работает с вами, и сказала, что сейчас отплывает с вами в Европу. Я думал... ну, чтобы долго не распространяться... хотел пожелать ей доброго пути. - Весьма галантно с вашей стороны проделать столь долгий путь из Канзас-Сити, чтобы пожелать доброго пути. Ингрэм смутился и покраснел. - Ну... у меня были еще кое-какие дела в Нью Йорке, так что... но все равно, спасибо. - Будет лучше, если я вас оставлю, - сказал Ренделл, - а сам вернусь на прием. Возвратившись без приключений в апартаменты Уилера, Ренделл стал вспоминать, когда же впервые он услышал про Роя Ингрэма. Это было вечером того же дня, когда он встретил Дарлену Николсон. Она была одной из множества девушек, обратившихся в агентство по предоставлению работы секретаршам. Ренделл работал у себя в офисе и позвонил Ванде, чтобы та забрала какие-то бумаги. Ванда зашла в кабинет, а в открытой двери Ренделл увидал сидящую перед столом Ванды и скрестившую свои длинные ноги Дарлену. - Кто это такая? - спросил он. - Из агентства прислали. Я как раз расспрашивала ее. Похоже, что она ни на что не годится. - Может ее направили не по адресу. Пришли ее ко мне, только никаких подслушиваний. И не забудь плотно закрыть дверь. А после этого все пошло как по маслу. Девушку звали Дарленой, и два месяца назад она покинула Канзас-Сити, где все, как ей казалось, сковывает ее инициативу. Она всегда мечтала работать в Нью Йорке на телевидении. Ей много чего обещали и предлагали, но никак не работу, так что сейчас она сидела без денег. Тогда она подумала, что, возможно, ей подойдет работа в известной фирме, раскручивающей знаменитых людей, ведь это тоже может быть очень здорово. Ренделлу понравились ее непринужденность, грудь и длинные ноги. Он предложил девушке выпить и сыпанул горстью имен своих известных клиентов и приятелей. Еще он сказал, что весьма поражен ее личностью и интеллектом, чтобы позволить тратить такой талант в конторской рутине. Он может найти для нее занятие и получше. Да, и кстати, не могли бы вы поужинать со мной сегодня вечером? После ужина она приехала вместе с ним в его квартиру. Именно тогда Ренделл и стал расспрашивать, имеется ли у нее постоянный приятель. Дарлена не скрывала, что приятель в Канзас-Сити имеется, Рой, но перед отъездом в Нью Йорк она побила с ним горшки, потому что он вел себя с ней по-детски и глупо. - А тебе не хотелось бы завести приятеля здесь? - спросил тогда Ренделл. - Ну, это будет зависеть... - Такого, который станет заботиться о тебе, - уговаривал он. - Если он мне понравится, так почему бы и нет... - А я тебе нравлюсь? На эту ночь она осталась с ним, а на следующий день вообще перебралась к Ренделлу. Сам он считал это честной сделкой. Дарлена всегда желала иметь удовольствия и комфорт, знаменитых друзей и богатую обстановку. Сейчас все это у нее имелось. Ренделл же нуждался в обществе женщины с молодым телом, но без особой эмоциональной увлеченности, и теперь такая женщина у него появилась. Никаких вопросов - сделка честная. Но сейчас, увидав Дарлену с верным приятелем, Ренделл почувствовал укол вины. Через пару минут Дарлена присоединилась к Ренделлу в апартаментах Уилера, где продолжал шуметь прием. Девушка казалась довольной; к ее платью все так же был приколот букетик гардений. - От Роя я отделалась, - сообщила она. - Ты ревнуешь? "Глупое дитя", - подумал Ренделл, а сам спросил: - Чего он хотел? - Он хотел, чтобы я не отправлялась с тобой, а возвратилась с ним в Канзас-Сити. И он хочет, чтобы я вышла за него замуж. - И что ты ему ответила? - Я сказала, что хочу ехать с тобой. Разве ты не рад, милый? Чувство вины только усилилось. Ведь он не мог предложить Дарлене ничего долгосрочного. Ради отношений с ним она отказывалась от кого-то и чего-то, порядочного и стабильного. А вот это было уже неправильно. Хотя и плохого в этом тоже пока что не было. Что ни говори, но желание совать пенис в молодую женщину, которая сама того желает, трудно назвать испорченностью. Если же какая-то испорченность и была, то лишь использование представления о нем, как об отце, равно как и его богатство и положение, которые использовались для лечения ее невротических комплексов. Ей нужен был мужчина ее лет, способный подарить ей троих детей, новую стиральную машину и пылесос. То есть, ей был нужен кто-то вроде Роя Ингрэма. Но она предпочла остаться на этом прощальном приеме на лайнере "Франс". Ладно, пока что все это им подходило, и ну ее к черту всяческую мораль. - Пошли, Дарлена, - сказал Ренделл. - Выпьем шампанского у себя в каюте. Вот и все, что мог он вспомнить о событиях первого дня на борту корабля. Так, теперь второй день, уже в открытом море. Лежа в постели, Ренделл взял вторую программку и просмотрел ее.
E V E N T S D U J O U R Суббота, 8 июня
Утро с 7:30 до 9:30 Завтрак: Ресторан "Шамбор"
10:00 Занятия спортом: Бассейн на палубе "D". Занятия с инструкторами
Ренделл отбросил буклет и вспомнил, что мог, из событий второго дня. Уилер и Наоми Данн, чьи раздельные спальные каюты, располагались в фешенебельном холле "Нормандия" на верхней палубе, спустились вниз и присоединились к Ренделлу и Дарлене, когда те заканчивали легкий завтрак. Пообещав Уилеру и Наоми начать с ними с ними работу через час, Ренделл немного прогулялся с Дарленой по палубе, затем поспорил на десятку, какое расстояние пройдет лайнер от полудня сегодняшнего дня до завтрашнего. Потом на лифте они спустились на палубу "D", где Ренделл переоделся в плавки, а Дарлена натянула самое куцее из виденных им бикини. Минут тридцать они поплавали, после чего Дарлена отправилась побродить по лайнеру, посмотреть кино или же поучиться стрелять по тарелочкам на шлюпочной палубе. У нее не было никакого настроя на работу, серьезный разговор или чтение. Дарлена радовалась любой деятельности, лишь бы можно было подвигаться или встретить знаменитых людей, любых, каких только можно было найти. Ренделл же отправился в небольшое, изолированное помещение "Салона Монако", рядом с библиотекой и Салоном Писателей, где за ломберным столиком его уже ждал Уилер - без пиджака, с ослабленным галстуком - вместе с Наоми Данн, которая выкладывала из портфеля крокодиловой кожи какие-то бумаги. Сидя с ними, Ренделл очень скоро позабыл о современнейшем плавучем дворце, в котором они находились. Постепенно он соскальзывал против хода времен, назад, пробираясь через коридоры множества веков, в эпоху первобытную, во времена древние, примитивные и беспокойные, в первые десятилетия первого века нашей эры, в Палестину, стонущую под пятой римских завоевателей. Их беседу начал Джордж Л. Уилер, со всем тщанием распаковав купленную здесь же кубинскую сигару и отрезав ее кончик. - Стив, для того, чтобы полностью осознать и оценить важность открытия профессора Монти в Остиа Антика, ты должен понять, как по-настоящему мало знали Иисуса Христа до этой находки. Впрочем, если ты считаешь четыре евангелия как нечто, ниспосланное Богом, как откровение, и воспринимаешь каждое слово чисто на веру, тогда, естественно, ты и так доволен тем, что знаешь об Иисусе достаточно много. Вот только большинство людей уже давно отказываются так поступать. Но, несмотря на сказанное тебе вчера доктором Эвансом относительно того, что большинство исследователей-библеистов всегда верили в существование Христа, среди религиозных рационалистов и светских историков подобная вера распространена в гораздо меньшей степени. И их можно понять. В то же самое мгновение, как только ты потребуешь доказательства его существования, историю жизни Христа в Его историческом окружении, которую можно было бы проверить документально, тебе сразу же встретятся сложности и неприятности. Эрнест Ренан довольно едко напомнил нам, что все известные факты о жизни Иисуса Христа едва ли поместятся на одной страничке текста. Но многие ученые считают, что истинных фактов с трудом найдется даже и на одно единственное предложение. Другие ученые - Реймарус и Бауэр в Германии, Пирсон и Набер в Голландии - понимают, что действительных фактов не наберешь даже на столько, потому что Иисус это вообще миф. Тем не менее, за последнюю сотню лет было написано и опубликовано как минимум семьдесят тысяч так называемых биографий Христа. - Но как же это могло получиться? - недоумевал Ренделл. - На чем же были основаны эти биографии? Только лишь на четырех евангелиях? - Вот именно, - подтвердил Уилер. - На писаниях четырех Его учеников - Матфея, Марка, Луки и Иоанна - и еще на кое-чем другом. Эти ученики не были близки с Иисусом, не видели его во плоти. Они попросту собрали устные предания, кое-какие записи из раннехристианских общин и перевели их на папирус через несколько десятилетий после предполагаемой смерти Учителя. Впоследствии все это застыло в неизменном каноне, который в третьем или четвертом веке нашей эры и превратился в известный нам Новый Завет. Джордж Л. Уилер пыхнул сигарой, покопался в бумагах, разложенных перед ним Наоми Данн, и продолжил: - Если мы основывали свои знания о существовании Христа только лишь на христианских свидетельствах, на сообщениях евангелий, что же мы имели? Все новозаветные события охватывают промежуток времени, не превышающий сотни лет. Из двадцати семи книг Нового Завета всего четыре по-настоящему касаются жизнеописания живого Иисуса, и эти четыре книги составляют менее сорока пяти процентов от всего объема Нового Завета. Только что они говорят нам о его истинной жизни? Весьма отрывисто они сообщают нам о первом и двенадцатом годах жизни Иисуса, а потом сразу же перескакивают к двум последним годам Его бытия, и это все. Таким образом, о девяти десятых его жизни нам не сообщается. Очень-очень мало нам рассказывается о Его детстве и юности лет до двадцати. Нам не сообщают точно, где Он родился, где Он учился, какова была Его профессия. Нам не дают никакого внешнего описания. Если основываться только на христианских источниках, все, известное нам об Иисусе, может быть уложено в один параграф... Наоми, прочтите Стиву, что у нас имеется. Ренделл переключил внимание на Наоми Данн с бесстрастным лицом. Ее занимал лишь листок бумаги, что был у нее в руках. Не глядя на Ренделла, она прочла: - Все, что нам известно от евангелистов, коротко можно заключить в следующих словах. - И она начала громко и монотонно читать: - Иисус родился в самом конце правления Ирода Великого то ли в Назарете, то ли в Вифлееме. Ради спасения его могли забрать в Египет. Свое детство, скорее всего, он провел в галилейском городе, известном как Назарет. Его детству посвящено всего лишь двенадцать слов, но и те лишь сообщают нам, что Он рос, крепился духом и наполнялся мудростью. В возрасте около двенадцати лет Он пришел в Иерусалим и в Храме встречался с учеными в Писаниях. А после этого - только пустота. До тех пор, пока Ему не исполнилось тридцать два года, никаких сведений не имеется. Затем мы узнаем, что Он был крещен Иоанном Крестителем, которого Бог послал подготовить приход Мессии. После крещения Иисус ушел в пустыню и размышлял там сорок дней. - Относительно этого вот ухода в пустыню, - перебил ее Ренделл. - Про это писал ведь не один евангелист? - Об этом писали Матфей, Марк и Лука, - ответила ему Наоми, - но не Иоанн. - Она снова переключилась на свои бумаги и стала читать: - Прийдя из пустыни, Иисус возвратился в Галилею, чтобы начать свое служение. Он предпринял два путешествия в Капернаум и его окрестности, а на третий раз Он пересек Галилейское море и проповедовал в Гадаре и Назарете. После этого Он направился на север, чтобы проповедовать в Тире и Сидоне. В конце концов Он возвратился в Иерусалим, скрываясь где-то за городом, но постоянно контактируя с учениками. В канун Пасхи Он в последний раз пришел в Иерусалим. В Храме Он перевернул лавки менял и торговцев и учил там. После этого Он нашел укрытие на Оливовой горе. Вместе со своими двенадцатью учениками Он трапезничал в доме одного из приятелей. В Гефсиманском саду Его арестовали и обвинили в кощунстве перед синедрионом. Он был допрошен Понтием Пилатом, римским губернатором, и приговорен к смертной казни. И на холме Голгофа Его распяли. Наоми отложила листок и поглядела на Уилера. - Вот это и есть вся евангельская история Христа-человека, без его высказываний, чудес, без всяческих "возможно" и "если". Вот все то, что сотни миллионов христиан могли узнать об Иисусе как личности на протяжении почти что двух тысяч лет. - Должен согласиться, - зашевелился Ренделл, что этого очень мало, чтобы возвести на этом фундаменте Церковь, и ужасно мало для доказательства того, что Иисус был Сыном Божьим. - А другими словами, чтобы так долго удерживать в вере миллионы людей, - перебил его Уилер. - И действительно, после препарирования, произведенного рационалистами, с приходом века науки, этого совершенно, абсолютно недостаточно, чтобы успешно поддерживать веру. - Тем не менее, были ведь и какие-то нехристианские письменные упоминания про Иисуса, - вспомнил Ренделл. Взять, хотя бы, Иосифа и других римских авторов. - Ах, Стив, но ведь они, все равно, недостаточны и неокончательны. Христианские свидетельства относительно более детальны, чем нехристианские. Древнеримские источники сообщают лишь о существовании христиан, но не дают нам описаний самого Христа. Правда, мы можем спокойно считаться с тем, что, раз враги христианства о нем знали, следовательно, существовал и сам Христос. Действительно, мы имеем и два иудейских источника, в которых Иисус упоминается. - Уилер положил окурок сигары в пепельницу. - Ты вспомнил Иосифа Флавия, самозванного священника и еврейского историка, который впоследствии принял римское гражданство. Он жил между 37 и 100 годами нашей эры. Если можно доверять сохранившимся спискам его произведений, то мы действительно можем располагать фактическим подтверждениям евангелий. Иосиф закончил писать свои "Иудейские древности" в 93 году. И вот там, в паре мест он со всей очевидностью упоминает Христа... Наоми, они у тебя под рукой? Наоми Данн уже нашла цитаты в своих выписках. - В самом длинном из этих фрагментов говорится: "В то время жил Иисус, мудрый человек, если вообще можно назвать его человеком. Он совершал вещи необыкновенные и был учителем людей, которые с радостью воспринимали правду. За ним пошло много иудеев, равно как и язычников. Он и был Христом. А когда по доносам знаменитейших наших мужей Пилат приговорил его к распятию на кресте, его прежние приверженцы не отвернулись от него. Ибо на третий день он снова явился им живой, что предсказывали божьи пророки, так же как и другие поразительные вещи о нем. С тех пор и по сей день существует община христиан, получивших от него свое название". Теперь вторая цитата, которая... Уилер поднял руку. - Потом, Наоми. - Сам же обратился к Ренделлу. - Так вот, если Иосиф и вправду сам написал это, тогда его слова будут самым ранним упоминанием Христа в светской литературе. К несчастью, мне не известен какой-нибудь ученый, который бы верил, будто Иосиф сам полностью писал этот фрагмент. Никто не считает его подлинным, так как для иудейского автора это слишком уж по-христиански. Просто, слишком сомнительно, что бы нехристианский автор говорил о Христе как о "мудром человеке, если вообще можно назвать его человеком", а потом еще и утверждал: "Он и был Христом". Впоследствии эти фрагменты были признаны вставкой какого-то средневекового переписчика, который пытался создать исторического Иисуса. С другой стороны, некоторые наши консультанты в "Воскрешении Два" - среди них и доктор Бернард Джеффрис, с которым ты еще встретишься - убежден, что Иосиф сообщал о Христе дважды, но и они вместе с тем согласны, что, скорее всего, написанное Иосифом имело совершенно нелестный характер, и через несколько веков верный христианству грамотей просто-напросто переделал запись, потому что ему данный пассаж не понравился. - Другими словами, ваш переписчик почувствовал необходимость того, чтобы Иосиф сам засвидетельствовал существование Христа? - Да, но это всего лишь предположения, которые ничего не доказывают. Нас же интересуют исторические факты, изложенные светскими авторами. Следующим иудейским источником сведений о Христе является Талмуд, который еврейские авторы начали сводить в письменную форму во втором веке уже нашей эры. Эти раввинистические писания основывались на изустном предании и, понятное дело, были к Иисусу неблагосклонны; в них сообщалось, что он занимался магией и, в конце концов, был повешен по обвинению в ереси и за то, что путал людей. Гораздо более достойны доверия языческие древнеримские упоминания о Христе. Первым из них было... Он нахмурил седые брови, чтобы вспомнить, и Наоми быстро пришла на помощь: - Первым был Таллус в своей трехтомной истории, написанной, скорее всего, в середине первого века. - Правильно, первым был Таллус. Он писал о тьме, спустившейся на Палестину, когда Иисус умер. Сам он считал, что причиной ее было затмение, хотя потом христианские авторы настаивали на том, что это и в самом деле было чудо. Следующим был Плиний Младший, в бытность свою наместником Битинии в письме к императору Траяну - приблизительно в 110 году нашей эры - говорит о соперничестве христианских сект в своем городе. Сам он отзывается о христианстве как о грубом суеверии, но тут же пишет, что сектанты не доставляют особых хлопот и собираются на рассвете, чтобы петь "гимн Христу как богу". Потом был Тацит со своими "Анналами", написанными между 110 и 120 годами новой эры. Император Нерон, чтобы очистить себя от подозрений в поджоге Рима, обвинил в этом христиан... Наоми, дай-ка мне этот фрагмент. Уилер взял две отпечатанных на машинке странички и сказал Ренделлу: - Мне бы хотелось, чтобы ты услышал хоть часть того, что Тацит писал относительно этих событий. "Чтобы пресечь слухи, Нерон сам назвал виновных и подверг самым изощренным казням тех, кто чернь ненавидела за их постыдное поведение и называла христианами... Начало этому названию дал Христос, который был при императоре Тиберии приговорен к смерти Понтием Пилатом; временно подавленное пагубное суеверие вспыхнуло снова не только в Иудее, где это зло родилось, но так же и в столице..." Уилер поднял голову. - И наконец, у нас имеется болтливый историк, Светоний, где-то между 98 и 138 годами нашей эры написавший свои "Жизнеописания цезарей". Рассказывая об императоре Клавдии, Светоний пишет: "Он изгнал евреев из Рима за то, что они беспрестанно сеяли смуту, подстрекаемые каким-то Хрестосом". И это все, Стив, большая часть того, что реальные нехристианские авторы упоминали о Христусе, Хрестусе или Христе. По большей части все они писали через полвека-век после предполагаемой смерти Иисуса. Единственное, что мы унаследовали из еврейской и римской истории - это то, что он, возможно, был катализатором новой религии, названной впоследствии его именем. Если мы захотим большего, то тогда приходится обращаться к самым пристрастным источникам, а конкретно - к авторам евангелий. Так что у нас, попросту, нет объективной, фактической биографии Иисуса Христа, написанной его современником. Мы имеем всего лишь массивный культ, превращенный верующими в удобный для них миф. - Тем не менее, - заметил Ренделл, - пробелы в реальной биографической, касающейся Иисуса информации, довольно объяснимы. Как уже говорил мне доктор Эванс, время, в течение которого Иисус проповедовал, было довольно коротким, его смерть для римлян никакого значения не имела, потому и не было необходимости делать об этом записи. - Правильно, согласился Уилер с Эвансом. - Думаю, что Миллар Берроуз, специалист по свиткам Мертвого Моря, излагает это же даже лучшим образом. Лично он указывает на то, что если бы Иисус был революционером, за которым пошли массы, если бы он сражался с римскими легионами и пытался основать собственное царство, то в таком случае обязательно имелись бы монеты и выбитые на камнях надписи, рассказывающие о его движении и последующем разгроме. Но, продолжает Берроуз, Иисус был всего лишь бродячим проповедником. Он не писал книг, не строил зданий, не основывал каких-либо государственных институтов. Просто-напросто, он оставлял кесарю кесарево. Все его мысли касались установления только лишь царствия небесного на земле, и он надеялся, что несколько бедных рыбаков будут способны понести его послание миру, передавая его из уст в уста. Как говорил Берроуз, правление Ирода оставило после себя свидетельство в виде поваленных колонн. Начала же христианства подобных археологических доказательств после себя не имеют; от Иисуса не осталось никаких монументов, если только не считать здания Христианской Церкви. - И вот теперь, склоняясь чуть ли не к закату существования, весь мир познает иное, - задумчиво отметил Ренделл. Мир узнает жизнеописание Иисуса, созданное двумя людьми Иаковом и Петронием, которые знали Его лично. Джордж, а ведь это и есть чудо. - Это чудо случая или везения, - ответил на это Уилер. - У Иисуса был брат, что был достаточно близок к Нему, который почитал Его, настолько потрясенный Им и Его учением, чтобы изложить жизнь Иисуса в письменном виде. А в результате, через два месяца Евангелие от Иакова падет молнией на ничего не подозревающий мир. Но даже если Иакова будет недостаточно, сама борьба за власть в тридцатом году нашей эры в Риме, в то самое время, когда Иисус был распят на кресте, даст нам доказательство бытия Христа и его последних дней в Иерусалиме. Эти же свидетельства мы имеем из непредубежденного языческого источника. Ренделлу наконец-то удалось раскурить свою трубку. - Пока что вы мне об этом не рассказывали. - Через пару недель ты и сам будешь знать все. А сейчас, вкратце, расскажу, как мог появиться пергамент Петрония. Насколько тебе известно, когда Иисус проповедовал в римской колонии Палестине, императором был уже престарелый Тиберий. По различным причинам он предпочитал жить на острове Капри. Своим же заместителем в Риме он оставил префекта преторианской гвардии, честолюбивого Луция Аэлиуса Сеяна. Император Тиберий правил руками Сеяна, только вот, на самом деле, это Сеян управлял всей Римской империей. Он планировал убрать Тиберия, чтобы самому занять трон. Во всех римских колониях и провинциях Сеян устраивал собственных ставленников на постах губернаторов; там же у него имелась целая сеть центурионов, которые регулярно докладывали Сеяну о любых проявлениях нелояльности, нарушениях закона или выступлениях против империи. Именно Сеян устроил Понтия Пилата на его пост в Палестине. И, скорее всего, он же подсадил к Пилату какого-то офицера, которому было приказано - иногда и тайно - курьерской почтой регулярно докладывать Сеяну о любом нарушении порядка и закона, о каждом судебном разбирательстве, казни - неважно, какими бы незначительными они не казались - случившихся в провинции. - Выходит, - заинтересовался Ренделл, - когда Иисуса судили, а затем распяли на кресте, пускай это было и мелкое событие, упомянутый римский офицер установленным порядком доложил обо всем Сеяну в Рим? - Где-то так, - согласился Уилер. - Хотя и сам Пилат выслал обычный доклад о судебном разбирательстве над Иисусом губернатору в Дамаск, который, в свою очередь, переслал его Сеяну в Рим. А может, Пилат и не побеспокоился посылать отчет по службе, но вот офицер его личной охраны, который и посылал Иисуса на Крест, а затем наблюдал за ходом распятия, написал доклад от имени Пилата и отослал его военным курьером Сеяну. Так вот, имя этого офицера было Петроний. И как раз тут происходит странная штука - скорее всего, Сеян этого доклада не видел. - Не видел его? - удивился Ренделл. - Что вы хотите этим сказать? - Если верить докладу, Иисус был казнен на седьмой день апрельских ид в семнадцатом году правления Тиберия - то есть, в 30 году нашей эры. Так вот, в то время, когда рапорт уже был готов к отправке, по колониям распространился слух, что у Сеяна какие-то неприятности с императором. Наш доклад о распятии Иисуса, вместе с другими сообщениями, обязательно должен был быть показан Сеяну, пока тот находился у власти. В Цезарее или Дамаске решили, что пока Сеян всесилен, все вопросы следует решать в Риме. Потому, интересующее нас сообщение вместе со всеми остальными был выслан туда. Когда курьер с документами прибыл на купеческом судне в Остию, в Италию, уже должен был наступить следующий год, 31 год новой эры. В тот момент, когда курьер высадился в порту, от солдат и офицеров он узнал, что Сеян и все, связанные с ним, находятся под подозрением, а сам всемогущий временщик наверняка уже не выкрутится. - Неужели все так и было? - Да, именно так, - ответил на это Уилер. - Император цезарь Тиберий - открыл, что Сеян пытался свергнуть его, поэтому приказал в октябре 31 года казнить предателя. Понимая, к чему идут дела, опасаясь императорского гнева за доставку Сеяну секретных и конфиденциальных сообщений, наш посланец, чтобы обезопасить себя, скорее всего, оставил всю почту, включая и рапорт о суде над Иисусом и его распятии, какому-нибудь малозначительному преторианцу или даже кому-то из своих друзей из гражданских лиц, после чего отправился назад, в Палестину. - Теперь я начинаю представлять, как это могло случиться, - сказал Ренделл. - Ну, на все сто процентов мы этого знать не можем, напомнил ему Уилер, - но можем сделать логические умозаключения. Скорее всего, тот, кому было оставлено сообщение, касающееся Христа, получил его уже после казни Сеяна. После чего рапорт был отложен, как не имеющий значения, и про него забыли. После того, как этот человек, которому доверили почту, умер, родственники просмотрели ее, и среди них оказался новообращенный христианин - вот он-то и сохранил доклад вместе с документом, написанным Иаковом. Другая, и намного более простая теория предполагает, что тот человек, которому курьер сразу же передал сообщение, сам был новообращенным христианином, и, естественно, тщательно сохранил Пергамент Петрония и Евангелие от Иакова. Впоследствии, когда христиан начали преследовать, эти документы были спрятаны в основании статуи и скрыты от глаз вышестоящих властей. Шли десятилетия, века; статуя со своим основанием была погребена под развалинами и наносами и утрачена для нас - пока шесть лет назад ее не раскопал профессор Монти. В свою очередь, содержимое тайника попало к нам и до сих пор хранится в тайне, но очень скоро документы станут доступны всем. они сделаются достоянием всего мира, появившись на страницах Международного Нового Завета. - Фантастика, - прокомментировал его слова Ренделл. Он подвинул свой стул поближе к издателю. - Тем не менее, Джордж, вы так и не открыли мне всю тайну. Того немногого, что вы сообщили мне в нашу первую встречу, было достаточно, чтобы я бросил все и присоединился к вам. Но теперь мне бы хотелось, чтобы вы рассказали мне и все остальное. - Я понимаю, что тебе хочется, - кивнул Уилер, - и в свое время тебе все откроют. - Тут он поднял палец. - Но еще не сейчас, Стив. В Амстердаме мы уже приготовили для тебя гранки. Как только мы прибудем на место, ты сам прочтешь Евангелие от Иакова и аннотированные материалы Пергамента Петрония во всей их полноте. Мне бы не хотелось портить тебе впечатления от чтения, дробя содержание по кусочкам. Надеюсь, ты и сам не против? - Вообще-то я против, но, думаю, что несколько дней смогу и потерпеть. По крайней мере, расскажите мне вот о чем: как выглядел Иисус? - Уверяю тебя, совсем не так, каким представляли его Леонардо, Рафаэль, Тинторетто, Вермеер, Веронезе или Рембрандт. Он совершенно не был похож на те массово продаваемые фигурки на кресте, которые можно увидеть в миллионах домов по всему миру. Его брат Иаков знал Его как человека, а не идола, о котором рассказывают на заутренях. - Уилер улыбнулся. - Потерпи, Стив... - Но более всего меня интересует, - перебил его Ренделл, - то, что вы рассказывали, будто после распятия Иисус выжил. Это что, предположение? - Вовсе нет, - акцентировал свой ответ Уилер. - Иаков был свидетелем того, что Иисус не скончался на кресте и не вознесся в небо, во всяком случае, не в 30 году нашей эры но жил и продолжал свою миссионерскую деятельность. Иаков предоставляет нам свидетельства того, что Иисус оставил Палестину... - И куда же он направился? - Цезарея, Дамаск, Антиохия, Кипр и, вполне возможно, Рим. - Я все еще не могу поверить. Иисус в Риме! Невероятно... - Стив, ты поверишь, и у тебя не будет никаких сомнений, - убежденно пообещал Уилер. - Как только ты собственными глазами увидишь аутентичные свидетельства, у тебя уже никаких вопросов не возникнет. - Ну а после Рима? - настаивал Ренделл. - В Риме он появился, когда ему было около пятидесяти четырех лет. Куда он отправился оттуда? Когда и где он умер? Вместо ответа Уилер поднял свое полное тело со стула. - Ты узнаешь обо всем в Амстердаме, в "Воскрешении Два", - пообещал он, затем махнул кому-то, стоящему в дверях. - А вот и мисс Николсон. Мне кажется, самое время отправляться на ленч. Таким был второй день на борту лайнера, и это было все, что Ренделл мог о нем вспомнить. Сейчас же он валялся в постели, и шел последний, пятый день плавания. Из соседней комнаты до него донесся голос Дарлены: - Стив, ты уже встал? Принесли завтрак! Ренделл уселся на кровати. На коленях лежали еще три программки.
EVENTS DU JOUR Воскресенье, 9 июня.
Это был третий день плавания, и по настоянию Уилера он был днем отдыха. В 11 часов утра Уилер, Наоми и Дарлена отправились на протестантскую воскресную службу в театральном зале. Ренделл открутился, сказав, что идет на урок французского языка в холле "Ривьера". Все вместе они пообедали в кают-компании "Шамбор" - гигантском ресторане. После обеда был бридж, дегустация вин, коктейль в "Кабаре де Атлантик", а после ужина в ресторане "Фонтенбло" - танцы и легкие азартные игры.
EVENTS DU JOUR Понедельник, 10 июня.
Четвертый день плавания, вчерашний. Несколько часов с Уилером и Наоми Данн, вопросы и ответы: как готовились к изданию все новые версии Библий - начиная от Библии Короля Иакова, заканчивая Пересмотренной Стандартной Версией, чтобы понять, что было ранее, и что будет в Международном Новом Завете. Ренделл устал от разговоров и потому на капитанском приеме выпил слишком много виски и красного вина.
EVENTS DU JOUR Вторник, 11 июня.
Сегодня. Ренделлу впервые предстояло узнать о составе занятых в амстердамском проекте "Воскрешение Два" специалистов и коротко ознакомиться с личностями консультантов из Британского Музея, с которыми предстояло встретиться в Лондоне завтра. Кроме того, его должны были ознакомить с составом его личной команды в Амстердаме и теми консультантами, с которыми можно было свободно общаться в Париже, Франкфурте на Майне и Риме при подготовке рекламной кампании. - Стив, твои яйца совершенно застынут! - вновь послышался голос Дарлены. Ренделл отбросил последний буклет и вскочил с кровати. - Иду, дорогая! - крикнул он. Последний день плавания начался.
* * *
ГДЕ-ТО ОКОЛО ПОЛУДНЯ все трое вышли на палубу, не прекращая ранее начатой беседы. Дарлена, которую сегодня Ренделл видел лишь мельком, играла в пинг-понг с каким-то прилизанным, развратного типа венгром. Сейчас же Ренделл съежился на палубном шезлонге, рядом с ним располагались почесывающийся Уилер и кутающаяся в плед Наоми Данн. Лайнер приближался к Англии, и, если не считать легкого волнения, океан был гладким. Плотно сбившиеся тучи скрыли солнце, воздух заметно остыл. Ренделл засмотрелся на линию горизонта, зачарованный полосой белой пены за кормой корабля. Краем глаза он заметил флагшток между двумя мачтами, удивился, что на нем не было трехцветного флага, но тут же вспомнил, что его поднимают только при входе в порт. А потом пришлось прислушаться к словам Уилера, который продолжал характеризовать состояние дел: - Итак, ты уже имеешь общее представление о том, чем занимается наша штаб-квартира в Амстердаме. На данном этапе более всего меня беспокоит проблема обеспечения безопасности. Давай я обрисую тебе обстановку. Итак, мы имеем "Гранд Отель Краснапольский", прямо на самой оживленной площади Амстердама, на Дам, напротив королевского дворца. "Воскрешение Два" полностью занимает и контролирует два из пяти этажей гостиницы. После того, как мы, пять издателей-директоров проекта - председатель нашей рабочей группы, доктор Эмиль Дейчхардт из Германии, сэр Тревор Янг из Великобритании, месье Шарль Фонтен из Франции, синьоре Луиджи Гайда из Италии и ваш покорный слуга - обставили и заняли эти два этажа, две пятых всего здания сделались непроницаемыми для каких-либо утечек информации. Но, тем не менее, хоть у нас имеются эти два этажа, гостиница открыта для каждого желающего. Поверь, как только мы были полностью готовы к изданию, а затем уже начали печать нашего пересмотренного Нового Завета, большую часть времени у нас тут же стал занимать вопрос безопасности. Это была сложнейшая и тяжелейшая проблема: продумать, как прикрыть все дыры, предупредить любую возможную опасность. - И как же вы справились со всем этим? - спросил Ренделл. - Сделался ли "Отель Краснапольский" после этого полностью безопасным? - Думаю, что так. Я надеюсь на это. Наоми приподнялась в своем шезлонге. - Стив, вам может показаться, будто мистер Уилер не совсем уверен в решении данной проблемы. Сама же я могу сказать, что видела, как готовили "Краснапольский". Он абсолютно непроницаем. Сейчас это самая настоящая крепость в смысле безопасности. Фактом остается то, что вот уже двадцать месяцев мы работаем там, но никто снаружи не имеет ни малейшего понятия о значительности и масштабах происходящего внутри... Мистер Уилер, вы должны сообщить Стиву о наших результатах в области обеспечения безопасности - ни в прессу, ни на телевидение, ни на радио не проникло ни словечка; за все это время до инакомыслящих священников-раскольников не дошло даже слухов. - Это правда, - согласился с ней Уилер, почесывая шею. - И все равно, я ужасно беспокоюсь, когда думаю о двух решающих месяцах. Секретность становится для нас все более важной. Несмотря на то, что мы располагаем самой опытной службой безопасности, которую смогли для нас обеспечить охрана и сыщики, набранные из бывших сотрудников ФБР, Скотланд Ярда и Сюртэ, которых возглавляет один голландец, инспектор Хельдеринг, бывший офицер Интерпола - я все равно продолжаю беспокоиться. Я хочу сказать, что кое-какие слухи относительно нас все же ходят, и кое-какое давление на нас уже производилось, как со стороны прессы, так и со стороны священников-раскольников, которым уж очень хотелось бы знать, чем же таким мы занимаемся. Вот уже второй раз в разговоре мелькнуло это слово, зацепившее внимание Ренделла. - Священники-раскольники, - повторил он вслух. - Мне казалось, будто все священники, без всякого исключения, хотели бы сотрудничать с вами, чтобы сохранить тайну до последней минуты. Весь мир, как единое целое, равно как и все люди, будут в выигрыше, когда появится ваш Новый Завет. Уилер, задумавшись, глядел на волны, потом спросил: - Вы когда-нибудь слышали о преподобном Мартине де Фрооме, пасторе из Вестеркерк, крупного собора в Амстердаме? - Я что-то читал о нем. - Тут Ренделл вспомнил свой разговор с Томом Кэри в Оук Сити. - Опять же, один мой приятель из моего родного города большой почитатель де Фроома. - Ну а я вовсе не почитатель де Фроома, совсем даже наоборот. Но все эти младотурки в среде клира, которые желают перевернуть ортодоксальную Церковь, превратить ее в направленную на социальную деятельность коммуну, а веру и Христа выбросить к чертовой матери - все они де Фроома поддерживают. Он крупная шишка в "Недерландс Хервормд Керк" - Голландской Реформированной Церкви. И наш домине де Фроом - "домине" это его титул - повсюду распускает свои щупальца, подрывая и подкапываясь под протестантскую церковь во всем западном мире. Он наша самая большая угроза. Ренделл был ошеломлен. - Как же он может быть угрозой для вас - издателей, несущих миру современное, пересмотренное издание Нового Завета? - Как? Дело в том, что де Фроом еретик, исповедующий и проповедующий критицизм. И на него влияет еще один еретик - Рудольф Бультман, богослов из Германии. Де Фроом скептически относится к изложенным евангелистами событиям. Он считает, будто Новый Завет должен быть демифологизирован, очищен от чудес - превращения воды в вино, насыщения толп пятью хлебами и двумя рыбами, подъема Лазаря со смертного одра, от Воскрешения и Вознесения - пока этот документ не станет что-то значить для современного, образованного человека. Он считает, будто ничего об историческом Христе узнать невозможно. Впрочем, де Фроом вообще отвергает существование Иисуса, он даже пытается внушить, что сам Иисус может быть принят лишь в качестве подпорки для нового послания в христианстве, но и тогда единственной ценностью будет одно только послание, и то, если оно станет уместным и рациональным для современного человека. - Выходит, вы хотите сказать, что де Фроом верит только лишь в Христово послание? - спросил Ренделл. - И что же он хочет делать с этим посланием? - Ну, основываясь на собственном понимании этой идеи, де Фроом желает сделать церковь политизированной и социализированной, чтобы она интересовалась, в основном, лишь каждодневной жизнью на земле, чтобы она исключила понятия небесного рая, Христа как Мессии и таинств веры. И даже более того. Очень скоро ты сам обо всем услышишь. И теперь можешь понять, как такой анархист, как де Фроом, мог бы воспринять Евангелие от Иакова, Пергамент Петрония, да и вообще - весь наш Международный Новый Завет с его открытием реального Христа. Де Фроом сразу же понял бы, что наше открытие может укрепить церковную иерархичность и ортодоксальность, оттолкнуть сомневающихся среди клира и верующих от церковного радикализма, а это приведет к укреплению традиционной церкви. И тогда всем амбициозным планам де Фроома наступит конец, равно как придет конец и церковной революции. - А разве де Фроом знает что-то про "Воскрешение Два"? - У нас есть причины считать, будто он подозревает, чем мы занимаемся и что готовим в "Краснапольском". У него десятки шпионов, их у него больше, чем у нас охранников. Пока что мы уверены лишь в том, что до настоящего времени детали нашего открытия ему не известны. Как только он их узнает, через месяц или около того мы сможем его услышать, и тогда он подсечет весь наш бизнес, прежде чем мы сможем выпустить в свет полное издание и все имеющиеся у нас доказательства. Так что сейчас, с каждым днем, он делается для нас все опаснее. По мере печатания Международного Нового Завета становятся доступными все новые и новые листы гранок, и некоторые из них могут попасть де Фроому в руки еще до того, как наше издание будет доступно для публики. Если такое случится, он сможет серьезно навредить нам - а может даже и уничтожить нас - путем продуманного заранее и рационального искажения фактов или же с помощью другой ложной информацией. Любая утечка сведений к журналистам или де Фроому сможет нас погубить. Стив, я говорю это тебе, потому что в то же мгновение, как только де Фроом узнает о твоем существовании, о месте, занимаемом тобою в нашей компании, ты сразу же станешь для него одной из главнейших целей. - От меня он ничего не получит, - пообещал Ренделл. Никто не получит. - Я хотел всего лишь предупредить тебя. И ты должен будешь держать ушки на макушке каждый день и каждый миг. - Уилер снова задумался. - Дай-ка подумать, не пропустил ли я чего-нибудь еще, что ты должен знать про "Воскрешение Два". А после того, как он заговорил снова, эта ранее пропущенная информация заняла у него чуть ли не час. Теперь издатель переключился на внутренний круг личностей, наиболее прямо занимающихся подготовкой Международного Нового Завета. Первым он отметил итальянского археолога, профессора Августо Монти, который и совершил сенсационное открытие. Профессор Монти, связанный с Римским Университетом, проживал со своей младшей дочерью, Анжелой Монти, на вилле, расположенной в окрестностях Рима. Далее, имелся француз, профессор Анри Обер, известный ученый и глубокий специалист, который устанавливал подлинность папируса и фрагментов пергамента в собственной лаборатории по определению возраста предметов с помощью радиоуглеродного метода, которая располагалась в Парижском национальном центре научных исследований. Он сам и его жена Габриэль, с которой он жил уже много лет, были очаровательной парой. Далее, рассказывал Уилер, в этот тесный круг входил герр Карл Хенниг, известнейший издатель из Германии, чьи типографии находились в Майнце, а главный офис компании - во Франкфурте. Хенниг, вечный холостяк, занимался изучением жизни Гутенберга и был жертвователем Гутенберговского Музея, расположенного по соседству с его типографией. И, наконец, в этот тесный круг был включен доктор Бернард Джеффрис, пожилой богослов, текстолог и специалист по арамейскому языку, возглавляющий Богословский Колледж в Оксфорде, равно как и его молодой ассистент и протеже, доктор Флориан Найт, ведущий исследования в Британском Музее для доктора Джеффриса. Доктор Джеффрис и возглавлял международный коллектив, который готовил перевод Евангелия от Иакова. Рассказав все это, Уилер с трудом поднялся со своего шезлонга. - Что-то я устал. Пойду прилягу, а через несколько часов встретимся за ужином. Сегодня последний вечер на борту, так что смокинг можно не надевать. Послушай, Стив, доктора Джеффрис и Найт будут первыми, с кем ты встретишься завтра в Лондоне. Думаю, что Наоми вкратце расскажет тебе про них. - Он полуобернулся. - Наоми, в руки твои передаю нашего уважаемого публициста. Не отпускай его. Ренделл проследил за тем, как издатель удаляется, а потом его взгляд встретился со взглядом Наоми. Их разделял пустой шезлонг в красную полоску. Неожиданно Наоми скомкала плед и отбросила его в сторону, затем выпрямилась на своем сидении. - Еще минутка здесь, и я превращусь в ледышку, - сказала она. - Если вы хотите выпить хотя бы вполовину меньше, чем я, можете меня угостить. Ренделл поднялся. - С удовольствием. Куда пойдем? Или вы предпочитаете "Ривьеру"? Наоми отрицательно тряхнула головой. - Слишком много пространства, слишком много людей и скрипичной музыки. - Черты ее лица, обычно резкие, сейчас смягчились. - В "Атлантике" обстановка более интимная. - Она сняла свои очки в роговой оправе. - Ведь вы же предпочтете местечко поинтимнее, не так ли?
* * *
РЕНДЕЛЛ С НАОМИ ДАНН СИДЕЛ в отдельной кабинке "Кабаре де л'Атлантик", неподалеку от танцевального пятачка, где француз-пианист наигрывал душещипательный парижский шансон "Melancolie". Они заканчивали уже по второй порции виски со льдом, и Ренделл чувствовал себя под хмельком. Он не в первый раз посещал "Кабаре де л'Атлантик", ставший его любимым убежищем на лайнере "Франс". Сейчас он с Наоми сидел между двумя барными стойками. Бар с напитками находился прямо перед ними, в затемненной нише. На табуретах перед ним сидело несколько пассажиров, а красавчик-бармен, похожий на ведущего актера "Комеди Франсез", определял заказчиков по миниатюрным флажкам всех стран, украшающим стены и столы бара. За спиной у Ренделла был закусочный бар в форме подковы, который открывался в полночь и где типичный французский шеф-повар подавал полуночникам луковый суп, горячие сосиски в булочках и тому подобные вкусные вещи. - Итак, Стив, завтра в шесть утра мы прибываем в Саутхемптон, - услышал Ренделл голос Наоми Данн. - Если учитывать таможенный досмотр и паспортный контроль, на берег мы сойдем часов в восемь утра. И не знаю, то ли мы поедем вместе с мистером Уилером в Лондон на машине, то ли поплывем на пароме до станции Виктория. В Лондоне мы сразу же отправим вас двоих в гостиницу "Дорчестер". Мистер Уилер и я задержимся в Лондоне лишь настолько, чтобы представить вас докторам Джеффрису и Найту из Британского Музея. Убедившись, что у вас все в порядке, мы тут же отправляемся в Амстердам. Вы же можете остаться с Джеффрисом и Найтом, задавать им различные необходимые вопросы, записывать ответы, и, если понадобится, остаться на ночь. И только после этого вы можете отправляться в Амстердам. Уверена, что встречу с этими двумя джентльменами вы найдете весьма интересной. - Я тоже надеюсь на это, - заметил Ренделл. - После двух коктейлей в голове приятно шумело, и ему хотелось, чтобы это блаженное состояние не проходило. Он остановил официанта и спросил у Наоми: - Как насчет того, чтобы повторить? Женщина милостиво кивнула. - Я останусь с вами так долго, сколь вам будет угодно. Ренделл заказал по коктейлю и вновь обратился к Наоми: - Эти британцы... с которыми я встречусь... Может мне следует что-нибудь знать про них, про их особые функции в "Воскрешении Два"? - Ладно, давайте быстренько расскажу, пока еще не свалилась под стол. - По вам не видно, чтобы... - По мне никогда не видно, что я пила, - ответила Наоми. - Дело в том, что я никогда не пью. Но вот сейчас у меня начинает кружиться голова. Кстати, на чем это мы остановились? Ага. Первое, доктор Бернард Джеффрис. Это один из ведущих богословов во всем мире, специалист по языкам, употреблявшимся в Палестине первого века нашей эры - ну, вы понимаете, греческий, которым обычно пользовались оккупанты-римляне; иврит, употребляемый священниками в палестинских синагогах, и арамейский, диалект древнееврейского языка, на котором разговаривали простые люди и сам Иисус. Джеффрис: ему уже около семидесяти лет, довольно милый в общении; громадный, будто гризли, с маленькой головой и мелкими чертами лица, носит пенсне, пользуется тростью из ротанга. Он ведущий преподаватель Колледжа Ориенталистики Оксфордского Университета. Если же говорить точнее, он профессор Королевской Кафедры древнееврейского языка. Помимо всего этого он еще является председателем Богословского Колледжа. Короче говоря, лучше него в этой области нет никого. - И он занимается одними языками? - Теперь уже не только ими. Джеффрис намного больше, чем филолог. Он еще и папирусолог. Помимо этого, он специалист по Священным Писаниям и сравнительному религиоведению. Именно он возглавлял международный комитет по переводу текстов Петрония и Иакова. Впрочем, он сам расскажет об этом. Несмотря на то, что Джеффрис весь такой важный тип, намного полезнее для вас будет его протеже, доктор Флориан Найт. Тут пришел официант с заказанными коктейлями. Ренделл чокнулся своим стаканом с Наоми, после чего они выпили. - Так, - продолжила она. - Доктор Найт, это уже совершенно другой тип. Он из тех, кого в Оксфорде называют профессорскими сынками. Он сам занимается - или его попросили об этом - тем, что замещает доктора Джеффриса на лекциях и семинарах в Колледже Ориенталистики. Джеффрис тянет его наверх, чтобы сделать своим преемником. После семидесятилетия сам Джеффрис должен уйти в отставку, так что, как нам кажется, доктор Найт займет пост профессора Королевской Кафедры. В любом случае, доктор Джеффрис и доктор Найт не похожи как день и ночь. - Как это понимать? - Внешностью, темпераментом, всем. Доктор Найт - это один из пресловутых скороспелых и эксцентричных английских гениев. Он слишком молод, чтобы быть тем, кем он стал. Ему тридцать четыре года или что-то около того. Похож он, скорее всего, на Обри Бердслея. Вам никогда не приходилось видеть портретов Бердслея? Стрижка в стиле Бастера Брауна, глубоко посаженные глаза, нос похож на орлиный клюв, оттопыренная нижняя губа, громадные уши, длинные тонкие руки. Вот вам и доктор Флориан Найт. Пискливый голос, неестественное поведение, вечные нервы, но сам он абсолютное чудо во всем, что касается новозаветных языков и научных исследований по данному вопросу. Так, а теперь, как все получилось. Два года тому назад доктору Джеффрису понадобился кто-нибудь, кто бы проводил для него - и для переводческого комитета - исследования в Британском Музее; там у них имеются бесценные ранние экземпляры Нового Завета. Доктор Джеффрис уговорил Найта, чтобы тот перебрался из Оксфорда в Лондон и стал работать в Музее как читатель... - Читатель? Как это, "читатель"? - Так англичане называют исследователей. Ну ладно, завтра вы встретитесь с доктором Найтом, а потом он и сам отправится в Амстердам в качестве вашего консультанта. В нем вы найдете ценный источник сведений, полезных при подготовке рекламной кампании. Я уверена, что вы с ним столкуетесь. Ах, да, одна неприятная мелочь. Доктор Найт глуховат - такая вот неприятность для еще молодого человека - поэтому он пользуется слуховым аппаратом, что делает его весьма стеснительным и, довольно часто - раздражительным. Но вы с ним столкуетесь. Мне кажется, что в этом вы как раз хороши. Наоми подняла свой пустой бокал и глянула испытующе на Ренделла. - Хорошо, - понял тот. - Думаю, что и сам пропущу стаканчик. Он дал знак бармену, после чего к ним подошел официант, и Ренделл повторил заказ, а затем повернулся к Наоми Данн. Каштанового цвета волосы, связанные в узел, смуглая кожа лица, прямой нос и тонкие губы все еще придавали женщине вид строгости. Хотя, после трех порций шотландского виски серые глаза глядели уже с большей терпимостью, опять-таки, изменилось и аффектированное до сих пор, святошеское выражение лица. Любопытство Ренделла относительно Наоми еще более возросло. Ведь за все пять дней плавания как женщина она так и оставалась для него загадкой. Он даже размышлял, а может ли она вообще вести себя по-женски. - Хватит о делах, Наоми, - предложил Ренделл. - Может, поболтаем о чем-нибудь другом? - Как хотите. О чем вы желаете говорить? - Ну, во-первых, обо мне и о том, как вы меня себе представляете. Вспомните ваши последние замечания. Вот вы сказали, что у меня не будет каких-либо трудностей с тем, чтобы справиться с Флорианом Найтом. Еще вы заметили, что вам кажется, будто бы я хорош в этом. Что вы хотели этим сказать? Это что - сарказм или, все-таки, комплимент? Прежде, чем Наоми успела ответить, пришел официант, который принес им виски и убрал пустые бокалы. Когда официант ушел, Наоми взяла стакан, задумалась, затем подняла голову. - Когда я увидала вас в первый раз, вы были мне неинтересны. До недавнего времени я судила о вас превратно. Мне не нравятся люди, занимающиеся рекламным бизнесом. Они, как мне кажется, пребывают в каком-то фальшивом, притворном мире. Они жонглируют мнениями публики, и для них нет ничего святого. - Если говорить о большинстве из них, то это так. - Ага, и тут появляетесь вы. Выглядящий таким довольным, таким высокомерным, таким далеким от остальных людей. Я была очень обижена на вас. Ведь вы глядели на нас с таким превосходством, как будто все мы были глупые, озабоченные на почве религии клуши. Ренделл не мог позволить себе даже самую мимолетную улыбку. - Смешно, - сказал он, - когда я впервые увидал вас, то почувствовал, что вы недолюбливаете меня за то... за то, что я недалекий мирской типчик, в котором недостаточно веры и преданности идее. - Он помолчал. - Ну хорошо, и вы до сих пор испытываете ко мне подобные чувства? - Если бы так было, я бы не разговаривала сейчас с вами, - искренне ответила та. - Пребывание рядом с вами в этом плавании заставило взглянуть на вас по-новому. Кстати, чувствую, что вам стыдно за то, что вы пригласили меня сюда. - В какой-то мере вы правы. - И я догадываюсь, что вы более чувствительны и ранимы, чем мне представлялось сначала. Что же касается моего замечания относительно того, что вы будете способны перебороть Найта, что вы хороши в этом, то это было комплиментом. Вы умеете быть очаровательным. - Спасибо. Давайте выпьем за это. Они, не спеша, сделали по глотку из своих бокалов. - Наоми, а сколько времени вы уже работаете вместе с Уилером в "Мишшиэн Хаус"? - Пять лет. - А до этого чем занимались? Она замерла, затем глянула Ренделлу прямо в глаза. - Я была монахиней, монахиней францисканского ордена, в течение... в течение двух лет. Там меня звали сестрой Региной. Вы удивлены? Мало сказать, что Ренделл был удивлен, только попытался этого не выказать. Он сделал большой глоток из своего бокала, не спуская глаз с лица Наоми, и тут ему пришло в голову, что во всех своих смелых фантазиях по раздеванию этой женщины - что ни говори, а она была сложена хорошо - он всегда представлял ее в длинных до пят монашеских одеяниях, которые затем Наоми станет с себя снимать. Он не ответил на ее вопрос, а вместо этого задал ей свой: - Почему же вы ушли из монастыря? - С верой это не имело ничего общего. Я и сейчас верую так же, как и всегда... ну, почти так же. И ушла я не из-за суровой монотонности и жесткого распорядка. Я приняла решение - это значит, послала письмо Папе Римскому с просьбой освободить меня от обетов, что было автоматически сделано, и мне казалось, будто шаг в мир светской жизни будет сделать легче. Ну, а помимо этого, я была не единственной такой. Во всем мире сейчас существует миллион и двести тысяч живущих в монашестве, но в тот год, когда я освободилась от монашеского служения, так поступило еще семь тысяч человек. Тем не менее, это было так сложно, мне вновь пришлось пережить душевный кризис. Теперь уже не было орденской рутины и правил поведения. Не было обязательных молений, ежедневных урочных заданий, монашеской рясы, трапез, периодов одиночества. Целыми днями я размышляла о себе, пыталась заполнить для себя все дни, постепенно перестала чувствовать себя голой в коротких платьях, училась не реагировать на заигрывания мужчин или же использовать их. В колледже я изучала расширенный курс английского языка, так что после монастыря самым естественным мне показалось заняться какой-нибудь работой в издательстве. Работа в "Мишшиэн Хаус" мне весьма подходит. Так что, видите... Рассказ Наоми был прерван визгливым голосом, раздавшимся у входа в бар: - Так вот вы где! Это была Дарлена Николсон. Одетая в облегающий, поднимающий полную грудь пуловер и такие же обтягивающие бедра брючки, она направилась в сторону Ренделла и Наоми. - Я везде ищу вас, - объявила Дарлена. - Вы что, до сих пор работаете? - Только что закончили, - ответил ей Ренделл. - Присоединяйся, пропустим по стаканчику. - Нет, спасибо. Меня все еще мутит после вчерашнего. Удивляюсь, дорогой, как это у тебя не болит голова. - Со мной все в порядке... - Я только хотела сообщить, куда пойду теперь, - щебетала Дарлена, вытаскивая из кармана свою дневную программку. - Они тут показывают вот то классное кино, которое так нам понравилось месяц назад... Ну, помнишь, мы еще смотрели его на Третьей Авеню? Ну, про молоденькую девочку, которая втюрилась в женатого мужика, а тот притворился, будто он вдовец... - Да, да, вспоминаю, - без особого энтузиазма сказал Ренделл. - Так вот, я подумала, что стоит его пересмотреть по-новой. - После этого Дарлена проглядела распорядок дня. - Черт, оно уже сорок пять минут как началось. Ладно, хоть концовку захвачу. Все равно, в конце там самое классное. Она сунула буклет в карман, нагнулась и чмокнула Ренделла в губы. - Пока. Увидимся, когда будем переодеваться к ужину. Ренделл с Наоми подождали, пока Дарлена уйдет. Ренделл взял бокал и беспокойно глянул на свою собеседницу. - Так что же, Наоми, вы говорили... - Не важно. Я и так уже достаточно рассказала. - Она допила своё виски и в течение нескольких секунд рассматривала Ренделла. - Возможно, это и неприлично, но меня кое-что интересует. - Валяйте. - Мне интересно знать, что мужчина, похожий... ну, вроде вас... видит в девушке типа Дарлены? - И, не дожидаясь ответа, продолжила: - Я же знаю, что она вовсе не ваш секретарь. Знаю я и то, что она всего лишь раз была у себя в каюте. Полагаю, что она ваша - как же это, такое старомодное слово - метресса, временная любовница?... - Да, вы правы. Вот уже два года, как мы с женой живем по отдельности. Через полгода после разъезда я встретил Дарлену, и вот она со мной. - Понятно. - Наоми поджала губы, а потом, не глядя на Ренделла, спросила: - И больше, кроме секса с молоденькой, ничего? - Боюсь, что нет. Разрыв между поколениями мы можем заполнить только в кровати. А во всем остальном она милое дитя, и мне весьма приятно, когда такое молоденькое создание крутится рядом со мной. Наоми оттолкнула свой пустой бокал к краю стола. - Наверное, я повторю. - Думаю, что и я тоже. Только, к вечеру мы будем тепленькие. - Я всегда чувствую себя превосходно. Ренделл сделал заказ; коктейли появились перед ними чуть ли не мгновенно. Стив отпил свой виски и поглядел на Наоми над краем своего стакана. - Я... мне хотелось бы спросить у вас о чем-то личном. О вашей жизни после ухода из монастыря. Как... как у вас было с мужчинами... - Паршиво, - пробормотала Наоми, скорее для себя, чем для него. - Я имею в виду... - Мне не хочется говорить об этом, - с кислым выражением лица сказала Наоми. - Я устала от разговоров. Давайте лучше выпьем. Они молча пили, и ее бокал опустел первым. - Стивен, еще один, на дорожку... Тот дал знак бармену и не успел допить предыдущую порцию, как перед ним материализовались два новых стакана с янтарной жидкостью. Взяв в руку новую порцию, Наоми глядела на Ренделла сузившимися серыми глазами, потом сказала: - Не забыть... Имеется кое-какой переведенный материал. Можно почитать, можно... перед тем, как приплывем. Он у меня в каюте. Могу дать. - Можете дать мне и завтра, - предложил тот. - Сейчас, - не слушала его Наоми. - Важно... Она сделала последний глоток и, пошатываясь, поднялась с места. Ренделл был уже рядом с ней. Он попытался было взять Наоми под руку, но та плотно прижала руку к своему платью, не позволяя себя обнять, и направилась к выходу, держась неестественно прямо, будто дама из высшего света. Ренделл последовал за ней, чувствуя себя заинтригованным и, одновременно, несколько сбитым с толку. Они вошли в небольшой лифт и поднялись на два этажа, на верхнюю палубу. Направляясь в сторону фешенебельного холла "Нормандия", Наоми держалась за деревянный поручень. Она вынула собственный ключ, открыла дверь и провела Ренделла в первую спальню. Это было просторное, красиво обставленное помещение, освещенное неяркой напольной лампой. Под серым покрывалом была самая настоящая кровать, не какая-то там кушетка; ноги вязли в длинном ворсе ковра. Казалось, что повсюду их окружают зеркала. - Милая комнатка, - заметил Ренделл. - А где комната Уилера? Наоми повернулась к нему. - К чему вы это? - Ну, я только хотел сказать, что он ведь тоже живет в этих апартаментах, разве не так? - У меня отдельная комната, закрывающаяся на ключ. Вторая дверь ведет в большую гостиную. Спальня Уилера с другой стороны, в миле, а то и более, отсюда. А в гостиной мы работаем. - Она снова отвернулась. - Сейчас я дам вам эти материалы. - Наоми направилась к комоду, закрепленному на низкой металлической подставке. Открыв его, она покопалась внутри и вынула папку. - Вот. - Официальным жестом она передала папку Ренделлу. - Садитесь и быстренько просмотрите, пока я схожу в туалет. Извините. Ренделл повел по сторонам затуманенным взглядом и, в конце концов, уселся на краешек кровати и открыл папку, оправленную в плотную ткань. Внутри находилось три комплекта документов. Три заглавия, отпечатанные заглавными буквами, говорили о переводческих методах, используемых для трех различных версий Библии: короля Иакова, Пересмотренной Стандартной Версии и Новой Английской Библии. Печатные знаки расплывались перед глазами. Зато Ренделл слышал, как Наоми пробирается к двери ванной комнаты, услышал шум спускаемой воды в унитазе, потом открыли кран. Ренделл попытался представить, как выглядела Наоми в тяжелой монашеской рясе - всегда молодой, неестественный облик монашки с вечными четками, болтающимися у пояса. Дверь ванной комнаты открылась, и из них появилась Наоми. Выглядела она точно так же, как и пару минут назад, за одним небольшим исключением: мягкость исчезла с ее лица, уступив место непроницаемой маске. Скользящим шагом она приблизилась к Ренделлу. - Ну, и что вы думаете? Тот поднял папку, потом положил ее на стоящую у кровати тумбочку. - Материалы... - Да не про материалы. Про меня... Когда же она придвинулась еще ближе и присела рядом с ним на кровать, его брови, невольно, поползли вверх. - Про вас?... - только и смог он ответить. Наоми повернулась так, что подставила Ренделлу спину. - Будь добр, расстегни мне молнию, - неестественным голосом выдавила она из себя. Ренделл поискал застежку молнии у нее под волосами и очень медленно потянул ее совсем немножко. Нейлоновая ткань сама раскрылась, обнажая костлявую женскую спину со светлой, веснушчатой кожей. Бюстгальтера на Наоми не было, равно как не было видно и пояса колготок. Наоми не поворачивалась. - Тебя это шокирует? - дрожащим голосом спросила она. Под платьем на мне ничего нет. - После чего резко развернулась к нему лицом, при этом расстегнутое платье скользнуло вниз по плечам. - Это тебя возбуждает? Ренделл был слишком ошеломлен, чтобы возбудиться. Когда же он только сконфуженно мигнул, Наоми начала освобождать руки от рукавов платья. Высвободив их, она плотно прижала их к бокам. Платье сползло до самого пояса. Тогда она откинулась назад, и маленькие, обнажившиеся груди, затвердев, выдвинулись вперед. Казалось, что на каждой груди главенствовали лишь широкие коричневатые кружки сосков. Ренделл почувствовал как по нижней части живота прокатилась теплая волна. - Так как, возбуждаю я тебя? - еле слышно спросила Наоми. Ее рука скользнула Ренделлу между ног, и пальцы стали медленно тереться о его левое бедро. Ренделл чувствовал, как под ее пальцами его член набухает, становится все больше. Теперь уже ее пальцы сомкнулись вокруг его поднявшегося пениса. - Мне это нравится, - прошептала Наоми. - Мне так нравится это. Сделай и мне так же. Ну же, давай. Ренделл обнял Наоми одной рукой, прижав ее поближе к себе, в то время как его свободная рука скользнула женщине под платье, касаясь теплой кожи. Его пальцы массировали ее ногу, поднимаясь все выше, пока не достигли волос на лобке. - Наоми... - пробормотал он. - Давай... - Погоди, Стив, я раздену тебя. С ее помощью Ренделл быстро разоблачился. Отбрасывая трусы, он успел заметить, как Наоми переступила через упавшее платье и осталась совершенно голой. Они тут же повалились на кровать, лицами друг к другу. Когда же он попытался прижаться к ней поплотнее, Наоми, сопротивляясь, выгнула спину. - Стив, что ты делаешь с Дарленой? - неожиданно спросила она. - Что я делаю? Я... ты хочешь знать, что я с ней делаю... ну... вхожу в нее, ясное дело. - А больше... больше ты ничего не делаешь? - Я... я пробовал, но, если тебе так уж хочется знать, она как-то брезгует. - Мне хочется, чтобы ты знал, что я не брезгую и не стесняюсь... - Прекрасно, дорогая, это просто здорово. А теперь давай... - Стив, я девственница. Это мне не нравится. Но вот по-другому я сделаю все, что только тебе захочется. Ренделл ослабил объятия. - Что ты имеешь в виду? - Стив, я готова. Не теряй времени. Давай, покажу. Наоми быстро стала на колени, повернувшись к Ренделлу своими узкими ягодицами, приподняла таз, после чего навалилась на своего гостя. Руками она обхватила его мошонку с яичками и начала облизывать языком головку его члена, после чего обхватила ее губами. Когда Наоми навалилась на него, Ренделл мог видеть раскрывшиеся губы ее вульвы. Он вцепился пальцами в ее ягодицы, прижимая их к себе все сильнее и сильнее. Наоми выпустила его член изо рта и начала постанывать и корчиться. - Нет, нет, нет... - упрашивала она. - Не надо, не надо... еще... сильнее... не останавливайся... не останавливайся... Внезапно она замерла, крепко зажав его голову между собственных бедер, все крепче прижимая свой лобок к лицу Ренделла. Он услышал, как из ее горла исторгается какой-то глубинный крик, почувствовал содрогания всего ее тела, после чего она обмякла. Медленно-медленно она перекатилась на спину. - Прости, Стив, что все пошло не по-твоему, но... - Расслабься, детка... - Я не могу расслабиться, пока не расслабишься ты. После этого он тоже лег на спину и не шевелился. Ренделл чувствовал, как ее прохладные руки охаживают его вялый член, как ее губы вновь захватывают его, как тот опять поднимается и распирает ее сомкнутые кольцом пальцы. Он закрыл глаза, порывисто задышал, после чего его рука нашла и попыталась придержать ее ходящую вверх-вниз голову. Ренделл чувствовал, как оставляют его силы. Он выгнулся, приподнимая таз... - О-о-о!!! - закричал он, испытав, как извергается его внутреннее содержимое, опустошая мозги, нутро, промежность, все... К нему пришло ощущение полнейшего облегчения, и он раскинулся на постели в блаженнейшем спокойствии. Краешком сознания Ренделл понял, что Наоми встала с кровати, услышал, как она плещется в ванной, потом до него донесся шум спускаемой воды в туалете, и, в конце концов, он услышал, как Наоми вернулась. Нехотя, он открыл глаза. Наоми уселась на кровати рядом с ним. Она все еще оставалась голой, в ее руке было полотенце. Не отрывая взгляда от Ренделла, Наоми нежными движениями вытерла его. Она не улыбалась, но и суровости на ее лице тоже не было. Он не знал, что и сказать. Пока он испытывал пустоту, наполнившую все его тело. - Ладно уж, - сказал он после молчания, - если мы и согрешили, то не мы первые... и это было так здорово. Произошедшая в Наоми перемена смутила Ренделла. Черты ее размягченного чувственностью лица неожиданно закаменели в осуждающую маску. - Это вовсе не смешно, Стив, - холодно произнесла она. - Замолчи, Наоми. Что это с тобой? Ренделл потянулся к женщине, но та уклонилась, встала с кровати и молча ждала, пока он не пройдет в ванную. Когда же Ренделл вернулся, чтобы одеться, Наоми вновь направилась в ванную, но у самой двери задержалась. - Спасибо, - сказала она тихо. - Единственное, о чем я вас прошу, забудьте о том, что здесь произошло. Встретимся за ужином. Через пять минут, уже одевшись, Ренделл вышел из ее каюты и остановился в коридоре, чтобы раскурить трубку и обдумать случившееся. После всего того, что происходило сейчас у него на душе, впечатление от сексуального приключения совершенно не радовало. Только теперь до него дошло, что это и вправду было невесело, и после всего оставило на душе раздражение, а виной всему была не Наоми, а он сам. Причем, Ренделла раздосадовало не то, каким образом они занимались любовью. Он и раньше использовал женщин для того, чтобы получить удовольствие, равно как и женщины использовали его самого для того же. Если партнеры все позволяли друг другу, если это происходило естественно, если даже какие-то трения и случались, но прикрывались маской любовных отношений - тогда все было нормально. Но вот теперь, и Ренделл прекрасно понимал это, даже если бы у них с Наоми был самый обычный половой акт, а не орально-генитальные контакты, он все равно бы испытывал к себе отвращение. Тут ему пришла в голову мысль, что, быть может, он занимается самобичеванием без всякой на то причины. Впрочем, нет, причина имелась. Все-таки, присоединяясь к "Воскрешению Два", пытаясь избавиться от всяких сомнений, он желал постичь цель проекта и его значимость, надеялся, что тем самым исправит и всю свою жизнь. У него были самые лучшие намерения. Эта перемена в жизни могла бы означать начало одиссеи по постижению и укреплению смысла собственного существования, поисков того, во что стоило бы верить, и становления его как личности, не стыдящейся более самой себя. И вот теперь, на кровати в каюте, из которой он только что вышел, все его самые добрые намерения еще раз были опрокинуты. Он повел себя так, как и всегда вел с женщинами - лишенный любви секс, плотский контакт без человеческих чувств и теплоты, всего лишь потрафление желанию разгрузить тестикулы, выплескивание семени, которое не будет иметь потомства. Это было еще одно превращение в дешевку двух голых тел, животное совокупление, от которого тело и дух становятся только беднее. Он даже не мог оправдываться тем, что его соблазнили. Фрейд, Адлер, Юнг гораздо лучше разбирались в психологии, но он сам знал об этом еще больше. Совершенно бессознательно он был готов заняться сексом с Наоми еще в тот момент, когда они только взошли на борт лайнера. Он не хотел ее по любви, а только лишь потому, что она выглядела такой несгибаемой пуританкой, и победа над ней сулила дешевую гордость. На самом же деле он страстно желал легкой победы, только лишь затем, чтобы потешить свою пустую душу. Он излучал в пространство собственное чувственное желание, а она, тугая попка, всего лишь уловила флюиды... Теперь же дело было сделано, и удовольствие от него равнялось удовольствию похмелья после дрянного джина. Хотя, сказал он сам себе, направляясь к лифту, каким-то странным образом нельзя считать, будто все это было бесполезно. Какой-то урок был им получен и выучен. А точнее, ему вспомнились уроки, полученные и выученные им в первые годы работы в сфере рекламного бизнеса. Вот они: святых нет, имеются только грешники. Поскольку человек сотворен из сучковатого, кривого дерева, то ничего путнего и прямого из него уже и не вытешешь. Об этом еще Иммануил Кант говорил. И Наоми - в прошлом монахиня, верующая, добросердечный посол благой вести от религиозного издательства - оказалась всего лишь непрочным, смертным, человеческим, в конце концов, существом, которому свойственны все плотские пороки и недостатки. Урок был выучен и проработан еще раз. И он не должен забыть его. "Воскрешение Два" не может быть населено божествами и их ангелами, их там не более, чем Иисуса-Сына Человеческого скрыто в Международном Новом Завете. Внутри этих святых снаружи типов, внутри каждого из них существовало человекообразное животное, которое пытается удержаться от падения. Только после этих размышлений Ренделл почувствовал себя чуточку получше. Завтра и послезавтра ему еще не нужно будет готовиться к тому, чтобы очистить себя, раз остальные уже находятся на небесах. Если правда выйдет наружу, он, попросту, станет одним из них, и все вместе они провалятся в преисподнюю.
* * *
ИХ ПОСЛЕДНИЙ УЖИН на борту лайнера "Франс" подходил к концу. Все заказанные Уилером блюда, от икры до "крепе Сюзетт" - запеченных блинчиков с начинкой из апельсиновой кожуры - были довольно тяжелыми для желудка, так что Ренделл ел понемногу, чувствуя, что лучше будет не излишествовать. Сзади себя Ренделл чувствовал тепло, исходящее от приготовленных к подаче блинчиков, но, пусть Дарлена и была восхищена столь изысканным десертом, есть ему уже не хотелось. Перед ужином он даже прилег у себя в каюте, несмотря на урчание невыключающегося телевизора, и принял душ, после чего похмелье несколько отпустило. Но вот аппетита не было. Он осмотрел их небольшой стол, разместившийся в задней части блиставшего огнями ресторана "Шамбор" с его покрытым звездами потолком. Слева от него Дарлена испытывала терпение юного стюарда, обращаясь к нему на своем ужасном французском, который преподают в колледжах. Справа, со скрещенными на коленях руками сидела Наоми Данн - холодная, надменная, отзывающаяся лишь тогда, когда к ней обращались. Ренделл попытался вспомнить ее обнаженной, все ее женские прелести, ее пароксизмы во время оргазма. Но только это ему никак не удавалось. Почему-то это было невозможно представить, как, скажем, изнасилование девственницы-весталки. Стул напротив его собственного места пустовал. Минут пятнадцать назад Уилера вызвали по системе внутренней связи. Ему звонили из Лондона. Отодвинув стул и проглотив последний кусок говядины "а-ля Шатобриан", Уилер прорычал: - Черт подери, кому это понадобилось звонить в такое время? Он ушел, лавируя между столиками, раздавая улыбки налево и направо, приветствуя знакомых пассажиров, затем поднялся на два пролета покрытой ковром лестницы в Центр связи. Лениво следя за тем, как стюард накладывает Дарлене порцию "крепе Сюзетт", Ренделл неожиданно услышал голос Наоми Данн, обращавшейся к официанту: - Мистер Уилер возвращается. Можете подавать десерт и ему. И действительно, издатель уже спустился по ступеням и быстро прокладывал себе путь между столиками, даже не оглядываясь по сторонам. Когда он подошел поближе, Ренделл отметил, что Уилера что-то беспокоит. Тот плюхнулся на свое место и засопел от досады. - Вот же, черт побери, неудача, - пробормотал он, беря салфетку, затем нахмурился. - Что случилось, мистер Уилер? - решилась спросить Наоми. Тот вскинул голову, как будто впервые увидал своих соседей по столу. - Звонил доктор Джеффрис из Лондона. Возможно, что у нас появятся проблемы. Подошел официант, чтобы лично наложить Уилеру полагающуюся порцию блинчиков, но тот, брюзжащим голосом отослал его: - У меня нет настроения на это. Лучше налейте-ка мне свеженького кофе по-американски. - Какого рода проблемы? - допытывалась Наоми. Уилер даже не обратил на нее внимания. Теперь он говорил только лишь с Ренделлом: - Должен сообщить, что доктор Джеффрис очень взволнован. Он прекрасно понимает, как мало у нас времени на подготовку рекламной кампании, и знает, что у нас нет никакого запаса для всяческих отсрочек или переделок чего-либо. Но раз Флориан Найт недоступен для нас именно тогда, когда он нам более всего нужен, то у нас преполагаются неприятности. Это было так непохоже на Уилера - говорить обиняками. Ренделл был заинтригован. - Но почему же это доктор Найт для нас недоступен? - Извини, Стив. Мне нужно было все объяснить. Доктор Джеффрис прибыл сегодня в Лондон из Оксфорда, чтобы встретиться с Флорианом Найтом в Британском Музее. Цель приезда доктора Джеффриса состояла в том, чтобы сообщить доктору Найту о необходимости поездки того в Амстердам в качестве твоего личного консультанта в "Воскрешении Два". Среди множества всех остальных твоих консультантов он самый ценный. Знания доктора Найта по всем аспектам Нового Завета - не только филологическим, но и, скажем, бытовым условиям в Палестине первого века нашей эры - весьма широкомасштабны и глубоки. Так вот, они обсудили новое назначение Найта и договорились встретиться еще и вечером, чтобы поужинать и продолжить беседу. Несколько часов назад, когда доктор Джеффрис уже выезжал из своего клуба, ему позвонила одна девушка, невеста доктора Найта. Как-то я с ней уже встречался. Весьма разумная молодая особа. Мисс Валери Хьюгз. Так вот, по телефону от имени Найта она сообщила Джеффрису, что ужин следует отменить. Доктор Найт неожиданно заболел, причем, заболел очень сильно - Джеффрис это тоже выяснил - так что он будет отсутствовать не только вечером, но даже не сможет встретиться с нами и со своим наставником и завтра. - Так ничего страшного, - пожал плечами Ренделл. - Даже если я завтра не встречусь с Найтом, рано или поздно... - Тут суть не в завтрашнем дне, - перебил его Уилер. Вся штука в том, что мисс Хьюгз сообщила доктору Джеффрису еще и о том, что он - ясное дело, Найт - в обозримом будущем не сможет прибыть в Амстердам для работы над проектом! Только это, и ничего более! Ну ладно, у доктора Джеффриса и так голова кругом пошла, чтобы прояснять вопрос дальше. Он только спросил, когда можно будет позвонить, чтобы поинтересоваться состоянием здоровья своего протеже, на что мисс Хьюгз замялась и промямлила нечто, вроде того, что сначала ей надо будет проконсультироваться с врачом Найта. После чего она повесила трубку. Очень, очень странно. Для нас это одно расстройство. Если доктор Найт не будет задействован в проекте, нас ждет серьезный удар. - Да, - согласился с ним Ренделл. - И вправду, все звучит очень странно. Дарлена, которая прислушивалась к их разговору, направила вилку с куском блинчика в сторону издателя: - Хей, раз нам не с кем встречаться в Лондоне, так, может, поплывем на корабле прямо до Гавра? Уилер неодобрительно зыркнул на нее. - Нам есть с кем встретиться в Лондоне, и мы, мисс Николсон, не собираемся в Гавр. - После чего вновь обратился к Ренделлу: - Я договорился с доктором Джеффрисом, что завтра мы встречаемся с ним в Британском Музее, в два часа дня. Я хочу уговорить доктора Джеффриса, чтобы тот воспользовался всем своим авторитетом и уговорил Найта присоединиться к работе над проектом сразу же после выздоровления. Это вопрос жизненной важности для нашего ближайшего будущего. Ренделл задумался, а потом, совершенно непредумышленно, высказал то, что было у него на уме: - Джордж, но вы так и не сказали, что же случилось с доктором Найтом. Чем он заболел? Уилер и сам был обескуражен. - А бог его знает... Доктор Джеффрис и сам не сказал мне, что же с Найтом стряслось. Ничего, будет причина спросить у него завтра.
* * *
ЛОНДОН ВСТРЕТИЛ ИХ ХМУРО, повсюду толпились люди, но это не изменило намерений Уилера, и после посещения гостиницы "Дорчестер" на Парк Лейн, шофер на "Бентли S-3" отвез всех к величественному зданию Британского Музея в Блумсбери. В машине их было трое. Дарлена оправилась в экскурсию по городу: Вестминстерское Аббатство, Пикадилли, Тауэр, Букингемский дворец. Когда они вышли к колоннаде у главного входа в Музей на Грейт Рассел Стрит, Ренделлу неожиданно вспомнилось единственное предыдущее посещение - он был тут с Барбарой и Джуди, тогда еще совсем маленькой. Ему вспомнилась громадная сфера читального зала с концентрическими кругами книжных шкафов и пультом библиотекаря посредине. Он вспомнил и собственное восхищение тогдашними экспозициями: гравированные в 1590 году карты кругосветной экспедиции сэра Френсиса Дрейка, первое фолио шекспировских пьес, ранние рукописные копии "Беовульфа", судовые журналы лорда Горацио Нельсона, антарктические дневники капитана Скотта, голубого цвета лошадка времен династии Тан, Розеттский Камень с его иероглифами, выбитыми в 196 году до нашей эры. После того, как доктор Джеффрис встретил всех в главном фойе, он же повел их по выложенному мрамором коридору наверх, в помещения помощников Главного хранителя музея, где сейчас было рабочее место доктора Найта. Наоми описала доктора Джеффриса довольно-таки верно. Ростом он был чуть ниже шести футов, с широкой грудной клеткой, всклокоченными седыми волосами; у него была небольшая голова, глаза с красными ревматическими прожилками, розового цвета нос с крупными порами на коже, висячие усы, морщинистое лицо, полосатый галстук-бабочка, пенсне на цепочке. Одет он был в синего цвета костюм, который не мешало бы погладить. В то время, как смущенный Джеффрис провожал дорогих гостей - Уилер рядом с доктором, Ренделл с Наоми чуть позади - американцу было интересно, когда же издатель упомянет имя Найта. И в тот же миг, как будто тот воспринял экстрасенсорное послание, он услышал, как Уилер спрашивает: - Кстати, профессор, насколько серьезна болезнь доктора Найта? Я еще вчера хотел спросить, что же с ним стряслось? Но Джеффрис, казалось, вопроса и не услышал. Он приостановился, как будто о чем-то глубоко задумался, и глянул через плечо: - М-м... мистер Ренделл, пока мы еще на первом этаже... можно кое-что увидеть. Это две самые крупные хранящиеся у нас ценности, имеющие отношение к Новому Завету - Синайский и Александрийский Кодексы. Ага... во время ваших обсуждений вы часто будете слышать эти названия. Если вы располагаете временем, то я бы рекомендовал вам совершить небольшую экскурсию. Ренделл и слова не успел промолвить, как Уилер уже ответил за него: - Ну конечно же, профессор. Стив желает осмотреть все. Ведите нас... Стив, присоединяйтесь к нам. Наоми не будет чувствовать себя брошенной. Ренделл пристроился к Джеффрису справа. - Сейчас мы пройдем через Зал Рукописей в хранилище, где и находятся наши самые редкие экспонаты. У нас оно называется "Зал "Магна Карты", - объяснял Джеффрис. - Знаете, мистер Ренделл, пока не были сделаны такие... м-м-м... важные и замечательные открытия в Остиа Антика, самым древним из имеющихся у нас был фрагмент Евангелия от Иоанна, кусочек размерами 3, 5 на 2, 5 дюйма, написанный по-гречески и найденный среди всякого мусора. Написан он был где-то до 150 года нашей эры. Сейчас он находится в Манчестере, в Библиотеке Джона Райландса. Помимо него у нас имеются папирусы с новозаветными текстами, приобретенные А. Честером Битти, американцем, проживающим здесь, в Лондоне, а также папирусы, купленные швейцарским банкиром Мартином Бодмером. Эти папирусы могут быть датированы 200 годом нашей эры. Понятное дело, что один из них, Бодлеровский папирус - 2... - Тут Джеффрис замолк и весело глянул на Ренделла. - Только это может быть для вас уже и неинтересным. Вы уж простите меня за излишнюю педантичность. - Но ведь я же здесь именно затем, чтобы учиться, - ответил Ренделл. - М-м-м... все так, и вы узнаете здесь много нового. Конечно, наши молодые исследователи, как, например, Флориан, могли быть вам более полезными. Тем не менее, давайте уж я расскажу. Если не считать фрагменты из Остиа Антика - Евангелия от Иакова и Пергамента Петрония - не считать потому, что в плане изучения Библии с ними трудно сравнить что-либо еще - самые значительные библейские находки за последние 1900 лет я бы оценил следующим образом... Задумавшись, он приостановился у в хода в Зал Рукописей, по-видимому, перебирая в уме бесценные открытия. - Во-первых, - начал Джеффрис, - это пять сотен выделанных кож и папирусных свитков, открытых в 1947 году в окрестностях Кирбет Кумран. Всему миру они известны как Свитки Мертвого Моря. Второе, это Синайский Кодекс, найденный во всем своем объеме в 1859 году, в монастыре святой Екатерины на горе Синай. Эта написанная по-гречески копия Нового Завета была сделана в четвертом веке, теперь она находится у нас, и я собираюсь ее вам показать. Третьи по значимости, это тексты Наг Хамади, обнаруженные в 1945 году неподалеку от деревни Наг Хамади в Верхнем Египте. Эта находка состоит из тринадцати папирусных книг, хранившихся в зарытых в землю кувшинах. Открыли их местные крестьяне, рывшие ил, используемый ими в качестве удобрения. В этих рукописях четвертого века содержатся 114 речений Иисуса, некоторые из них были неизвестны до открытия этой коптской библиотеки. Четвертое - Ватиканский Кодекс, греческая Библия, переписанная около 350 года нашей эры и хранящаяся теперь в библиотеке Ватикана. Его происхождение неизвестно. Пятое открытие, это Александрийский Кодекс, собственность Британского Музея - греческие тексты, записанные на выделанном тонком пергаменте перед пятым веком нашей эры. В Лондон Кодекс попал в 1628 году в качестве подарка королю Карлу I от константинопольского патриарха. - Мне очень неловко признаваться в собственном невежестве, - сказал Ренделл, но я даже не знаю, что означает слово "кодекс". - И вы поступаете разумно, прося объяснить, - ответил польщенный Джеффрис. - Слово "кодекс" произошло от латинского caudex, что означает "ствол дерева". Это связано с тем, что древние таблички для письма изготавливались из дерева, покрытого слоем воска. Древние кодексы послужили началом для современных книжек. Во времена Христа все языческие писания, в большинстве своем, представляли свитки папируса или пергамента - ужасно неудобные для читающего их. И во втором веке нашей эры принялась форма кодексов. Папирусные свитки разрезались на листы, которые затем скреплялись по левой стороне. Как я уже говорил, это и стало началом современной книги. Так, теперь... сколько же важных библейских источников и открытий, если не считать находки в Остиа Антика, расположил я по значимости? - Пять, профессор, - подсказал Уилер. Джеффрис, не спеша, продолжил движение, рассуждая на ходу: - Спасибо, Джордж... Мистер Ренделл, мне следует упомянуть еще четыре, уже без специального порядка. С моей стороны - в качестве переводчика и исследователя текстов - было бы непозволительным не вспомнить открытия молодого германского пастора и библеиста Адольфа Дейссмана. До Дейссмана переводчики Нового Завета уже давно открыли, что новозаветный греческий язык отличается от классического литературного, и они предположили, что это некий чистый, чуть ли не священный язык, используемый исключительно для Писаний. В 1895 году, исследовав массу древнегреческих папирусов, найденных в течение предыдущих столетий: сохранившиеся фрагменты документов двухтысячелетней давности; деловые письма, домашние счета, прошения, сочинения, черновики - Дейссман смог доказать, что тогдашний бытовой язык, греческий язык повседневной жизни так называемый "койне" - и есть тот самый язык, которым пользовались евангелисты. И это стало причиной революции, грянувшей в области переводческой деятельности. Доктор Джеффрис вновь скосил глаза на Ренделла. - Следующие три наиболее ценные находки - это открытие могилы святого Петра на античном кладбище, находящемся на тридцатифутовой глубине под Ватиканом; и она была признана настоящей. В любом случае, доктор Маргерита Гвардуччи расшифровала надпись на камне, обнаруженном под нефом базилики, и в этой надписи - которая датируется не позднее 160 года нашей эры - говорится: "Петр похоронен здесь". Затем, открытие 1962 года в Израиле строительного блока, предназначенного для возведения памятника императору Тиберию, то есть, относящемуся к не позже 37 года нашей эры. На этом камне было выбито имя Понтия Пилата, за которым следовали слова "prefectus Udea" - тот самый титул, которым он именуется и в Пергаменте Петрония. И, наконец, находка 1968 года - каменная гробница в Гив'ат Ха-Мивтар в Иерусалиме. Воистину значительная находка - скелет человека по имени Иехоханан, это имя было написано по-арамейски на гробнице, запястья и кости на ногах которого были пробиты семидюймовой длины гвоздями. Этот скелет двухтысячелетней давности был первым физическим свидетельством того, что в новозаветные времена людей в Палестине распинали таким образом. История говорит нам, что с преступниками поступали именно так. Евангелия рассказывают, что это произошло и с Иисусом. Но только теперь, после обнаружения останков Иехоханнана книжные знания были подтверждены практикой. Доктор Джеффрис снял пенсне и указал вперед. - Мы на месте. Ренделл заметил, что они уже прошли застекленные витрины Зала Рукописей и теперь направлялись к двери следующего помещения. У входа висела специальная табличка:
ОТДЕЛ РУКОПИСЕЙ ЗАЛ ИССЛЕДОВАНИЙ
СИНАЙСКИЙ КОДЕКС МАГНА КАРТА РУКОПИСИ ШЕКСПИРА
Охранник у двери - в черном кепи, серой мундирной блузе и черных брюках - отдал доктору Джеффрису дружеский салют. Сразу же у входа в зал находилась длинная металлическая витрина с двумя синими занавесками, закрывающими две стеклянные панели. Доктор Джеффрис приподнял левую занавеску и пробормотал: - Александрийский Кодекс, и... м-м-м... больше о нем не стоит думать. Для нас он не так важен. - После чего, с огромной нежностью, приподнял вторую синюю занавесь, взгромоздил пенсне на нос и широко улыбнулся лежащей за стеклом старинной книге: - Вот где она. Одна из трех главнейших рукописей в библеистике - Синайский Кодекс. Стив Ренделл и Наоми подошли поближе и поглядели на темно-коричневатые пергаментные страницы, каждая из которых была покрыта четырьмя узкими колонками аккуратно выписанных слов на греческом языке. - Вы видите фрагмент Евангелия от Луки, - объяснил Джеффрис. - В углу имеется табличка с комментарием. Ренделл прочел текст на небольшой карточке. Синайский Кодекс был открыт на стихе 14 двадцать третьей главы. В нижней части третьей колонки на левой странице были строки, описывающие агонию Христа на Оливовой горе, которые многим библеистам прошлого были неизвестны до открытия Кодекса, и потому не были использованы в их переводах. - В первоначальном состоянии, - сообщил доктор Джеффрис, - рукопись, возможно, содержала 730 листов. Сохранилось же 390 листов - из них 242 относятся к Ветхому Завету, а 148 представляют полный новозаветный текст. Как вы видите, пергамент изготовлен как из овечьих, так и из козьих кож. Написанный только лишь заглавными буквами текст - это плод труда трех различных переписчиков, скорее всего, еще до 350 года нашей эры. - Джеффрис вновь обратился к Ренделлу: - То, что большая часть Синайского Кодекса сохранилась - это весьма захватывающая история. Вы когда-нибудь слышали имя Константина Тишендорфа? Ренделл отрицательно покачал головой. Это странное имя было ему неизвестно, но оно его заинтриговало. - Если коротко, нашу волнующую историю можно представить следующим образом, - с явным удовольствием начал свой рассказ Джеффрис. - Тишендорф был германским библеистом. Он вечно ездил туда-сюда по всему Ближнему Востоку, разыскивая старинные рукописи. Во время одной из своих поездок, в мае 1844 года, он добрался до укрепленного монастыря святой Екатерины на горе Синай в Египте. Как-то раз, идя по монастырскому коридору, он заметил довольно-таки большую мусорную корзину, набитую чем-то, похожим на вырванные рукописные листы. Немного порывшись в корзине, Тишендорф убедился, что это были старинные пергаменты. Две подобные корзины были уже сожжены как никому не нужный хлам, и вскоре за ними должна была последовать и эта. Каким-то образом Тишендорф упросил монахов показать ему содержимое корзины. Рассортировав его, он обнаружил 129 листов греческого перевода Ветхого Завета. Монахи, не понимая ценности находки, позволили ученому оставить себе 43 листа, которые тот забрал с собой в Европу и показал королю Саксонии. - Но они не были частью этого кодекса? - спросил Ренделл. - Погодите. Через девять лет Тишендорф возвратился в монастырь за следующим уловом. Монахи вели себя несговорчиво, но Тишендорф не сдавался и, как мог, сбивал цену и тянул время. Прошло еще шесть лет, и в январе 1859 года настырный немец снова вернулся на гору Синай. Имея на сей раз больше денег, он, все же, никак не мог уговорить монахов продать ему древние рукописи. Но в самый последний день он разговорился с монастырским служкой о старинных Библиях. Чтобы доказать свою начитанность, тот проговорился о том, что читал одну из древнейших известных Библий. После этого он снял с наддверной полки, где хранилась посуда, тяжелый сверток, закутанный в красную ткань. Он размотал ее, и вот тогда-то пред глазами Тишендорфа предстал Синайский Кодекс, включающий в себя самый старинный полный состав новозаветных книг, известный кому-либо. Доктор Джеффрис откашлялся. - Кто может представить себе волнение Тишендорфа, сравнимое, в чем я уверен, с чувствами Колумба, увидавшего Новый Свет. После долгих уговоров, занявших несколько месяцев, Тишендорф упросил монахов предложить Кодекс в качестве подарка покровителю своей церкви, которым был никто иной как русский царь. Синайский Кодекс оставался в России вплоть до революции 1917 года и до правления Ленина и Сталина. Коммунистов Библия не интересовала. За большие деньги они пытались продать ее в Соединенные Штаты, но безуспешно. В 1933 году британское правительство и Британский Музей собрали сто тысяч фунтов стерлингов, чтобы выкупить Кодекс, и вот он перед вами. Великолепная история, не так ли? - Великолепная, - согласился с ним Ренделл. - Я подсократил ее, - продолжил Джеффрис, - ведь вас ожидает история намного более интересная - раскопки профессора Монти и открытие в Остиа Антика Евангелия от Иакова, новозаветная находка, которая древнее Синайского Кодекса почти на три сотни лет, открытие, которое старше любого из канонических евангелий более, чем на полвека; сочинение, приписываемое родственнику Христа и свидетелю большей части Его жизни. И сейчас, возможно, вам, мистер Ренделл, сделан изумительный подарок - вы будете распространять весть об этом по всему миру. А вот теперь, по-видимому, лучше всего нам будет подняться в комнату доктора Найта и разобраться с практическими аспектами предстоящей вам миссии. Следуйте за мной, пожалуйста. Вместе с Уилером и Наоми Данн, Ренделл отправился за Джеффрисом. Они поднялись на два этажа и подошли к самой обычной крашеной двери. Джеффрис открыл ее, пригласил всех войти и объявил: - Это и есть кабинет заместителя генерального хранителя Музея, который доктор Найт использовал в качестве собственной штаб-квартиры. Сейчас это было наполовину жилое, наполовину рабочее обиталище ученого. Со всех сторон, от пола до потолка, громоздились книжные полки. Справочники, книги и папки с бумагами лежали на полу и столах, из-за чего у окошка едва-едва оставалось место для старого письменного стола, запертых картотечных шкафов, диванчика и пары стульев. Запыхавшийся после подъема по лестницам, доктор Джеффрис уселся за столом. Уилер и Наоми Данн нашли себе местечко на диване. Ренделл подвинул стул поближе к столу и тоже уселся. - Ф-фу, конечно, было бы лучше отвести вас в буфет для персонала, где можно было бы поболтать за чашкой чая, - сказал Джеффрис. Уилер поднял руку. - Нет, нет, профессор, все и так превосходно. - Ну и замечательно, - ответил тот. - Я так подумал, что наш разговор было бы лучше провести без особой рекламы. Для начала, хотелось бы сказать, что я мало чего могу сообщить нового о нашем молодом докторе... м-м-м... Флориане... Флориане Найте. Его таинственное поведение, равно как и его недосягаемость, меня совершенно обескуражили и обеспокоили. После моего вечернего звонка вам я никак не мог с ним связаться, точно так же, как и с его невестой, мисс Валери Хьюгз. Вы меня просили о чем-то... я забыл, вы уж простите мою забывчивость... вы еще внизу интересовались чем-то, связанным с доктором Найтом, не так ли? Уилер поднялся с диванчика и направился к стоящему возле стола стулу. - Правильно, профессор, вчера вечером я хотел спросить у вас еще кое о чем. А именно, чем же так внезапно доктор Найт заболел? Что с ним? Доктор Джеффрис подергал себя за усы. - Я бы и сам хотел это знать. Мисс Хьюгз ничего не уточняла, к тому же, она и не дала возможности спросить. Она сказала лишь то, что Флориан слег с очень высокой температурой. Его врач отметил, что самое необходимое сейчас, это обеспечить больному длительный покой. - Мне кажется, что это нервное расстройство, - предположил Уилер, а потом обратился к Ренделлу: - А ты, Стив, что скажешь? То, о чем подумал Ренделл, ему никак не понравилось, но отвечал он серьезно: - Ну, если это нервное расстройство, выходит, должны были иметься какие-то его признаки, пускай краткие, но вызывающие тревогу. Возможно, доктор Джеффрис сможет рассказать нам об этом. - Он повернулся к их хозяину. - Вы не замечали чего-нибудь необъяснимого в поведении доктора Найта за последние несколько месяцев - какие-нибудь недостатки, проколы в работе? - Абсолютно ничего! - патетически заявил тот. - Доктор Найт самым добросовестным образом выполнял все данные ему мною поручения, можно даже сказать: выполнял блестяще. Доктор Найт специалист в греческом, персидском, арабском, иврите, ну и конечно же, арамейском языках, всех тех, с которыми мы имеем дело чаще всего. То, что он делал, работая здесь, было безупречным, именно таким, каким и было мне нужно. Поймите это. Молодому человеку, обладающему такими знаниями как Флориан Найт не нужно было переводить по словечку арамейские тексты или фрагменты папирусов. Обычно он читал прямо с листа, легко, естественно, как будто бы это был его родной язык, как если бы он читал утренний выпуск "Таймс". В любом случае, умение доктора Найта переводить арамейские, древнееврейские и древнегреческие тексты на английский для нашего переводческого комитета в Оксфорде всегда отличалось точностью и блеском, которые только можно было желать. - Короче говоря, он не делал никаких ошибок, особенно в прошлом году, так? - настаивал на своем Ренделл. Прежде чем ответить, Джеффрис долго разглядывал его. - Дорогой мой ученик, людские существа склонны к несовершенству, а их творения всегда могут оказаться ошибочными. Ошибки прошлого - равно как и неизвестные доселе знания, полученные при археологических раскопках и филологических исследованиях - и заставляют ученых делать новые переводы Библии. Попытаюсь объяснить получше, чтобы вам стали понятны проблемы, с которыми столкнулся и доктор Найт. Возьмем, к примеру, слово "pim". В Библии оно встречается всего лишь один раз, в книге пророка Самуила. Переводчики всегда считали, будто "pim" означает какой-то инструмент, и они относили его к плотницким. Сравнительно недавно переводчики выяснили, что на самом деле "pim" означает меру веса, равно как и "шекель", посему, последующие издания Библии используют это слово уже правильно. Другой пример. В старых английских изданиях Библии стих 14 главы 7 Книги Исайи приводился в таком звучании: "Итак, сам Господь дает вам знамение: се Дева во чреве приимет..."<Так в каноническом русском переводе - прим. перев.> Многие годы стих этот рассматривался как пророчествующее рождение Христа. Переводчики "Пересмотренной Стандартной Версии" этот стих переделали, и теперь его следует читать следующим образом: "Се, девица во чреве приимет..." Теперь они переводили с древнееврейского оригинала, где слово "almah" означает "молодая женщина, девушка". Ранние же Библии переводились с неточного греческого текста, где использовалось слово "parthenos", которое означает "девственница, непорочная Дева". - Превосходный материал для рекламной кампании! - воскликнул с благодарностью Ренделл. Доктор Джеффрис склонил голову набок и предостерегающе поднял палец. - Но, мистер Ренделл, бывает и так, что переводчики заходят слишком далеко в осовременивании, и новые значения даются уже неверно. Например, Павел передает нам речение Господа: "Благословенно более давать, чем получать". Именно так звучит буквальный перевод с греческого. Но вот переводчики "Новой Английской Библии" проявили рвение провести параллель с английской идиомой, так что теперь у них это речение читается как: "Больше радости в том, чтобы отдавать, а не получать". Так что теперь это место стало неудачным не только по переводу с точки зрения буквальности, но оно еще поменяло и смысл. Утверждение превратилось в случайное, чуть ли не ленивое замечание. Сильное высказывание стало слабым, никаким. Более того, имеется ведь принципиальная разница между тем, чтобы быть радостным и быть благословенным. Так вот, доктор Найт никогда не был виновником подобных инноваций. Обдумывая всю нашу прошлую работу, я никоим образом не смог бы осудить проделанное Флорианом. Позвольте мне объяснить... Доктор Джеффрис задумался, и Ренделл ожидал, когда же тот продолжит свои выводы, надеясь отыскать в них хоть какой-нибудь намек, способный открыть тайну болезни Найта. - В то время, как я руководил коллективом ведущих ученых-библеистов, готовящих английский перевод вновь открытых текстов для "Международного Нового Завета", доктор Найт работал здесь, в Музее, в качестве моего "ридера". Он никогда не упускал случая копнуть поглубже, чтобы уточнить современное значение древних слов. Большинство библеистов как-то забывает, что Христос жил и проповедовал среди крестьян. И весьма часто они пренебрегают тем, чтобы покопаться в значениях слов, бытующих среди палестинских селян первого века нашей эры. К примеру, наш коллектив перевел одно выражение как "хлебные колосья". Доктор Найт не был удовлетворен им. Он вернулся к исследованиям и выяснил, что в Христовы времена земледельцы говорили, что у пшеницы, овса и ячменя не "колосья", но "макушки", и он доказал нам, что использовать выражение "хлебные колосья" было бы неправильно. Он же бросил нам вызов со словом "скот". Найт доказал, что в библейские времена оно означало не только крупный рогатый скот, но включало в себя всех животных: ослов, кошек, собак, коз, верблюдов. Если бы мы воспользовались словом "скот", оно могло привести к неприятным ошибкам. Так что доктор Найт спас нас от неточности. - Доктор Джеффрис поглядел на Уилера, затем на Ренделла. - Господа, мало похоже, чтобы столь живой и блестящий ум стал кандидатом на нервное расстройство. - Полагаю, что вынужден согласиться с вами, - уступил его умозаключениям Ренделл. - Можете быть уверены, что в этом я не ошибаюсь, - заметил Джеффрис дружески. - Но, если и был человек, работающий в обстоятельствах, способных привести к нервному расстройству, то это именно Флориан Найт. - Что же это за обстоятельства? - нахмурил брови Ренделл. - Дело в том, что многие месяцы бедному парню никогда толком не сообщали, над чем же он, собственно, работает. Не забывайте, что мы были вынуждены держать все в тайне. Пускай мы и доверяли доктору Найту, равно как и другим "ридерам" так же, как и руководителям, тем не менее, было принято решение, что, чем меньше людей будет знать о находках в Остиа Антика, тем лучше. Потому-то мы и не посвящали доктора Найта в нашу тайну, как не посвящали в нее и всех других. Ренделл почувствовал себя сбитым с толку. - Но как же он мог работать для вас, если вы не показывали ему новооткрытых фрагментов? - Мы никогда не показывали ему, как и любому другому, их во всей полноте. На перевод доктору Найту передавались крошечные кусочки текстов, другим же - отдельные стихи и фразы. Флориану я сообщил, что получил несколько фрагментов апокрифического Нового Завета и собираюсь написать о нем статью. Я вынужденно скрывал от него правду. Те обрывки материалов, которые я передавал ему, были настолько неполными, путаными и сбивающими с толку, что он явно должен был быть обескуражен назначением всего целого. Тем не менее, Флориан был настолько исполнителен и послушен, что никогда не задал мне лишних вопросов. Вся эта история начала интриговать Ренделла. - Так вы хотите сказать, что ваш помощник, доктор Флориан Найт о "Воскрешении Два" не знал? - Да, я хочу сказать, что он не знал. До вчерашнего дня. Когда я приехал из Оксфорда на встречу с ним, чтобы подготовить его к занятию должности вашего консультанта в Амстердаме, то почувствовал - гораздо безопаснее будет раскрыть правду во всей ее полноте. И действительно, Новая Библия уже печатается, а для того, чтобы Найт был полезен для вас, мне следовало представить ему все факты монументального открытия профессора Монти. Вот зачем я прибыл сюда, к нему, и впервые рассказал Флориану про Евангелие от Иакова и Пергамент Петрония. Должен сказать, что он был потрясен. - Потрясен? То есть как...? - Ну, точнее сказать, застыл на месте. Не мог сказать ни слова. Он был чрезвычайно взволнован. И это понятно. Библия была для него всей жизнью, и рассказанное мною, конечно же, ошеломило его. Любопытство Ренделла достигло предела. - И после этого он почувствовал себя больным? - Что?... Нет, при мне он больным себя не чувствовал. - Ну хорошо, выходит, что это случилось после того, как он расстался с вами и вернулся домой? Доктор Джеффрис снова подергал себя за усы. - Ну да, полагаю, что так оно все и произошло. Мы должны были встретиться вечером, чтобы вместе поужинать. Мне хотелось подробно обсудить его назначение в качестве вашего консультанта. Незадолго до ужина я имел странный телефонный звонок от его девушки, мисс Хьюгз. Флориан не мог придти на ужин. Он не может принять нового назначения. Его врач запретил ему даже думать про это. Более того, неделю-другую он даже не может принимать посетителей. - Джеффрис покачал головой. - Нехорошо, очень нехорошо. Это нарушает все наши планы. Только у нас нет никакой возможности узнать что-либо больше, во всяком случае - пока. Мы не можем положиться на Флориана Найта. Что нам делать? Полагаю, имеется только один выход - найти ему замену. - Тут он обратился к Уилеру. - У меня есть еще два-три "ридера", которые работали на нас. Весьма положительные молодые люди. Думаю, что можно будет послать одного из них с мистером Ренделлом и надеяться на лучшее. К сожалению, с доктором Найтом из них никого сравнить нельзя, ведь он в своем деле просто чародей. Уилер, постанывая, поднялся со стула, тут же вскочила и Наоми. - Не нравится мне это, искать замену для лучшего, профессор, - сказал издатель. - Полагаю, что это неизбежно, но, ведь следует понимать, что мы обязаны располагать самой лучшей возможной информацией для представления "Международного Нового Завета" в наиболее привлекательном виде. Так, у меня уже почти нет времени до самолета. Вот что я вам скажу. Почему бы вам не обсудить эту возможную замену вместе со Стивом? Ведь он пока что остается здесь, в "Дорчестере". Так что он сможет поговорить с каждым из кандидатов, и завтра кого-нибудь из них выберет. Доктор Джеффрис поднялся, чтобы провести издателя и Наоми до дверей. - Да, нам не повезло, но постараюсь сделать все, что в моих силах, - пообещал он. - Желаю приятно долететь. И вскоре я присоединюсь к вам в Амстердаме. - Н-да, - вздохнул Уилер. - Нехорошо получилось с Найтом. Ладно, делайте все возможное... Ага, Стив, позвонишь мне завтра. Дай знать, когда ты прилетишь, и я вышлю за тобой машину. - Спасибо, Джордж. Ренделл тоже поднялся и подождал, пока Джеффрис возвратится в кабинет. - Да, с этой заменой... дайте-ка я еще немножко подумаю. Для нас тоже будет жестоко, если заберут нужного человека. Позвольте мне поискать, переговорить кое-с кем. А завтра можно будет обсудить проблему поподробнее и прийти к какому-то решению. Вас это удовлетворит? - Абсолютно, - согласился с ним Ренделл. Он пожал профессору руку, а затем, уже направляясь к двери, спросил - как бы случайно: - Кстати, профессор, эта знакомая Найта - Валери Хьюгз... Вы не знаете, случаем, где она живет? - Боюсь, что нет. Хотя, она работает в букинистическом отделе "Сотби и Компания" - ну, вы же знаете, аукционный зал на Бонд стрит. Кстати, я вспомнил, однажды Флориан рассказывал, что именно там он ее впервые и встретил. Он всегда рыщет по подобного рода местам, чтобы присматривать выставленные на продажу материалы по библеистике, надеясь, что ему попадется какой-нибудь раритет. Он собирает все, связанное со специальностью, насколько позволяет зарплата. Да, да, эту девушку он встретил именно в "Сотби". - Джеффрис открыл дверь кабинета. - Если у вас возникнет желание пообедать или поужинать со мной, я бы с радостью встретился у себя в клубе. - Спасибо за все, профессор. Возможно, в другой раз. Дело в том, что сегодня я уже договорился кое-с кем встретиться.
* * *
ВЕЧЕРОМ, В ПОЛОВИНУ ПЯТОГО, Стив Ренделл прибыл к нужному ему месту на Нью Бонд стрит. Между антикварным магазином и газетным киоском "Смит и сын" находились двустворчатые двери, ведущие в самый старинный аукционный зал мира. Над самым входом висела черная базальтовая голова египетского солнечного божества. Ренделл где-то читал, что эта старинная скульптура как-то была выставлена на аукцион, но купивший ее фигуру не забрал, и хозяева аукциона в конце концов поместили ее над входом и сделали своим торговым знаком. Под скульптурой имелась вывеска, говорящая, что именно здесь находится "Сотби и Компания"; здесь же был и адрес: Нью Бонд Стрит, NN 34 и 35. Ренделл прошел в дверь, затем через холл по напольному покрытию с вплетенными в него буквами: СОТБИ - 1844, а потом и через вторые двери. Держась за деревянный поручень перил, он стал подниматься в Новую Галерею по лестнице, покрытой зеленым ковром. Наверху выставочные залы были заполнены людьми, как показалось, одними мужчинами. Они скучились вокруг витрин с драгоценностями, некоторые рассматривали отдельные украшения через увеличительные стекла. Здесь же находились и охранники в синих мундирах с золотым галуном, присматривающие за посетителями, ходившими повсюду со своими раскрытыми зелеными каталогами. На стенах висели картины, которые вскоре будут выставлены на аукцион. Какой-то пожилой джентльмен рассматривал редкие монеты в открытой витрине. Ренделл выискивал взглядом кого-нибудь из служащих-женщин, но здесь таких не было. Он уже начал было подумывать, будто доктор Джеффрис ошибся относительно места работы Валери Хьюгз, но тут до него дошло, что к нему кто-то обращается. - Могу ли я вас сопроводить? - Говорящий - средних лет, с легким акцентом кокни в голосе - был, судя по длинному серому одеянию, кем-то из местных служащих. - Я здешний швейцар. Вы хотите увидеть что-нибудь особенное? - Нет, но мне бы хотелось кое с кем встретиться, - ответил Ренделл. - У вас здесь работает мисс Валери Хьюгз? - Ну конечно, - лицо швейцара расплылось в улыбке. Мисс Хьюгз из Букинистического отдела, это сразу же за Главным аукционным залом. Могу ли я проводить вас? Они прошли по аукционному залу, где стены были обиты красным войлоком, и в котором толпились кучи посетителей. - А чем мисс Хьюгз занимается в Сотби? - поинтересовался Ренделл. - Очень умная молодая леди. Какое-то время она была секретарем-приемщиком в Букинистическом отделе. Если кто желает продать книги, то все они проходят через такого вот приемщика. Он, в свою очередь, вызывает одного из восьми наших специалистов-букинистов, чтобы тот оценил стоимость отдельных экземпляров или коллекции в целом. За время работы мисс Хьюгз стала разбираться даже в наиболее редких книгах как самый опытный эксперт. Когда же открылась вакансия, она стала букинистом. Ну вот, сэр, это и есть Букинистический Зал. Это был аукционный зал, размерами с выставочный, где на верхних полках стояли бюсты Диккенса, Шекспира, Вольтера и других бессмертных. Сами полки прогибались под тяжестью оправленных в переплеты книг, которые вскоре будут выставлены на продажу. В центре зала находился стол в виде буквы "U", за который во время аукциона садились самые серьезные и крупные покупатели; в открытой части стола находилось деревянное возвышение для аукционера. Параллельно возвышению стоял стол в стиле Боба Кретчита и высокий стул, на котором, как догадался Ренделл, сидел служащий, получавший деньги от удачливых покупателей. Внимание Ренделла привлекли два пожилых джентльмена и молодая женщина, озабоченно сортирующие книги, видимо, для включения их в каталог продаж. - Я приведу ее, - пообещал швейцар. - Как вас представить? - Передайте, что я Стивен Ренделл, из Америки. Скажите, что я знакомый доктора Найта. И швейцар, с развевающимися полами кителя, отправился, чтобы позвать мисс Хьюгз. Ренделл видел, как он шепчется с ней, заметил и ее недоумевающий взгляд. В конце концов она кивнула и отложила свой блокнот. Как только швейцар ушел, она направилась к Ренделлу. Тот сразу же пошел навстречу и остановился с ней возле подковообразного стола. Валери Хьюгз была небольшого роста и довольно пухленькая. У нее были коротко стриженые светлые волосы, великоватые ей очки, миловидные губы и носик, кожа на лице была персикового оттенка. - Мистер Ренделл? - спросила она. - Не припоминаю, что бы доктор Найт хоть когда-нибудь о вас вспоминал. - Впервые мое имя он услышал вчера, от доктора Бернарда Джеффриса. Я только что прибыл из Нью Йорка. Я тот, кто должен был встретиться с доктором Найтом, чтобы потом работать вместе с ним в Амстердаме. - Ох, - прижала она пальцы к губам. Ренделлу показалось, что она несколько перепугалась. - Вас прислал доктор Джеффрис? - Нет, он и понятия не имеет, что я здесь. Просто я узнал, где вы работаете, и решил встретиться с вами. Я представился знакомым доктора Найта, потому что желал бы познакомиться с ним. Мне нужна его помощь, очень и очень сильно. Я подумал, что если мне удастся встретиться с вами, то это поможет мне рассказать о собственных планах на будущее, и как важно для меня сотрудничество мистера Найта... - Мне очень жаль, но все это без толку, - развела девушка руками. - Мистер Найт серьезно болен. - Тем не менее, выслушайте меня. Я уверен, что он рассказал вам про... про секретный проект. Ладно, полагаю, что смело могу назвать его - "Воскрешение Два". Он и сам узнал о нем только вчера. - Да, кое что он мне рассказывал, - ответила девушка. - Ну, тогда послушайте меня... - поспешно начал Ренделл. Вполголоса он начал рассказывать ей о себе и своих занятиях. Он объяснил девушке, как Уилер ввел его в свой проект. Он рассказал ей про вчерашний звонок доктора Джеффриса на корабль, о недоумении профессора во время сегодняшней встречи и всеобщем разочаровании при известии о том, что доктор Найт не может приступить к новому заданию. Ренделл говорил как мог убедительно и откровенно. - Мисс Хьюгз, - сказал он в конце, - если доктор Найт настолько серьезно болен, как вы сами убедили в том доктора Джеффриса, то можете поверить, больше беспокоить я вас не стану. Но так ли уж сильно он болен? Девушка глядела на Ренделла, и ее глаза за большими очками стали наполняться слезами. - Нет, это не совсем так, - дрогнувшим голосом призналась она. - Можете ли вы рассказать, что же случилось? - Не могу, честное слово, не могу, мистер Ренделл. Я дала слово, а Флориан значит для меня все на свете. - Или вы считаете, будто "Воскрешение Два" его не интересует? - Мистер Ренделл, тут не важно, что я думаю. Если бы дело было только во мне, я бы уговорила Флориана за минуту. Ведь этот проект - то, чем он занимается, в чем может показать себя с самой лучшей стороны, что интересует его больше всего в жизни. И для него самого было бы полезным участвовать в этом деле до самого конца. Вот только я не могу сказать, что для него лучше. - Вы можете попытаться. Валери вытащила из нагрудного кармана платочек. - Не знаю, не знаю, могу ли я осмелиться... - Хорошо, давайте попробую я. - Вы? - Могло показаться, что это предложение ее ошеломило. - Сомневаюсь, чтобы Флориан захотел встречаться с кем-либо. - Он не желает видеть Джеффриса. Для этого у него могут иметься какие-то причины. Но я ведь пришел со стороны. Я из тех, кто доктора Найта уважает и нуждается в его сотрудничестве. Девушка только моргала. - Полагаю, что терять нечего, - с сомнением в голосе сказала она. - Мне и самой очень хотелось бы, чтобы Флориан поехал в Амстердам вместе с вами. Ради него же самого. - Ее личико стало решительным. - Да, - сказала она, - я постараюсь убедить его встретиться с вами. У вас есть где записать? Ренделл вынул из бумажника свою визитную карточку и подал ее девушке вместе с позолоченной авторучкой. Та что-то нацарапала на обратной стороне карточки и вернула ее и ручку Ренделлу. - Это адрес Флориана в Хемпстеде - "Хемпстед Хилл Гарденз", это за Понд Стрит. Может статься, что вы лишь потратите время, но, в любом случае, подойдите к нему домой в восемь вечера. Я буду там. Если он не захочет видеть вас, что ж... будете знать, что я пробовала, но мне не повезло. - Но, может, он все-таки захочет встретиться со мной. - Ничего больше меня не обрадовало бы, - призналась Валери. - Ведь он и вправду необыкновенная личность, если только копнуть поглубже. Ладно, скрестим пальцы до восьми. И тут она впервые, хоть и печально, улыбнулась. - И да благослови нас Господь.
* * *
РЕНДЕЛЛ ВЫСАДИЛ РАЗДРАЖЕННУЮ ДАРЛЕНУ возле кинотеатра на Пикадилли, а сам, на том же такси отправился в показавшуюся бесконечной поездку в "Хемпстед Хилл Гарденз". На плохо освещенной улице Ренделл высмотрел интересовавший его трехэтажный дом в викторианском стиле - из красного кирпича, с резным пряничным навесом над крылечком. Войдя в дом, он стал подниматься по общей лестнице; Ренделл догадался что здесь имеется пять или шесть квартир. Жилище доктора Найта располагалось на второй лестничной площадке. Не обнаружив звонка, Ренделл постучал в дверь. Так как ответа не было, он постучал громче. Дверь наконец открылась, и перед Ренделлом появилась Валери Хьюгз - в блузке, юбке, туфлях на низком каблуке и совиных очках. - Ну что, благословил нас Господь? - весело спросил Ренделл. - Флориан согласился встретиться с вами, чуть ли не шепотом ответила ему Валери. - Но буквально на несколько минут. Идите за мной. Ренделл поблагодарил и пошел за девушкой через затхлую гостиную, заполненную старомодной, ломаной мебелью, с кучами книг и папок с бумагами, горой наваленными на креслах, после чего они вошли в спальню. Ренделлу пришлось адаптировать зрение к здешнему полумраку. Единственным источником света в этой келье была настольная лампа у бронзового остова кровати. - Флориан, - услышал он голос Валери. - Это мистер Ренделл из Америки. Она тут же отступила к стене, Ренделлу за спину, и тот смог увидать человека, полусидящего в постели и подпираемого двумя подушками. Флориан Найт, как и рассказывала Наоми Данн. был очень похож на Обри Бердслея. Эстетство и эксцентрическое поведение лишь усиливали это сходство. Он потягивал из высокого стакана, как предположил Ренделл, шерри. - Здравствуйте, Ренделл, - произнес доктор Найт сухим, несколько высокомерным тоном. - В лице милой Валери вы почти что заимели адвоката. Но мне было всего лишь любопытно взглянуть на образчик честности, потому-то я и позволил позвать вас. Боюсь, что это ни к чему не приведет, но вы уже пришли. - Я весьма польщен, что вы согласились на эту встречу, - со всей возможной вежливостью ответил на это Ренделл. Доктор Найт отставил свой стакан с шерри и слабой рукой указал на стул в ногах кровати. - Можете присесть, только не рассчитывайте на позволение оставаться здесь вечно. Думаю, что на все наши дела пяти минут будет достаточно. - Благодарю вас, доктор Найт. - Ренделл подошел к стулу и присел на него. Только сейчас он увидал, что молодой человек на кровати носит слуховой аппарат. Он не знал, с чего начать, как пробить лед неприязненности молодого ученого, и потому начал с любезности: - Я с прискорбием узнал о том, что вы заболели. Надеюсь, что сейчас вы чувствуете себя уже лучше. - Я вовсе и не болел. Это была неправда. Все, что угодно, лишь бы отгородиться от нашего тщеславного и лживого приятеля - Джеффриса. А что касается чувств, то лучше я себя не чувствую. Наоборот, я чувствую себя хуже, чем когда-либо. Ренделлу показалось, что времени на реверансы терять нечего. Надо действовать по возможности честно и прямо. - Видите ли, доктор Найт, я не имею ни малейшего понятия, как случилось то, что вы себя так чувствуете. Я пришел со стороны. Получилось так, что я вовлечен в дело, о котором ничего не знаю. Но, что бы это ни было, надеюсь - проблему эту решить можно. Вот зачем вы мне нужны. Мне дали слишком мало времени на подготовку рекламной предпродажной кампании того, что должно стать чудесной новой Библией. Хотя сам я и родился в семье священника, но в Новом Завете или там богословии я разбираюсь не более обычного мирянина. С самого начала мне внушили, что вы единственный, способный оказать мне всю необходимую помощь. И я уверяю вас, что бы вы не имели против доктора Джеффриса, это не сможет стать помехой для нашей совместной работы в Амстердаме. Доктор Найт восхищенно всплеснул своими тонкими руками. - Великолепная речь, Ренделл. Но, будьте уверены, этого еще недостаточно. Можете спорить на все, что угодно, но я не разрешу втянуть себя в то, во что пытается вовлечь меня этот чертов выродок Джеффрис. Хватит ему сосать из меня кровь. Да и мне хватит раболепствовать перед этим напыщенным сукиным сыном. Ренделлу стало ясно, что терять нечего. - Что вы имеете против доктора Джеффриса? - спросил он. - Ха! Да чего я только не имею против этой мерзкой свиньи! - Найт обращался куда-то за спину Ренделла. - Мы много кое-чего можем рассказать ему, правда, Валери? - Он приподнялся повыше с горькой гримасой на лице. - Вот что я имею против Джеффриса, дорогой мой. Джеффрис - это грязный и гадкий обманщик, который эксплуатировал меня все последнее время. Я чертовски устал сдувать с него пылинки, убирать после него, в то время как он лез все выше и выше. Он врал мне, Ренделл. Он профукал два года моей бесценной жизни. Такого я не могу простить никому! - Какого такого? - не понял Ренделл. - Что он сделал...? - Да говорите же громче, ради Бога, - закричал Найт, подкручивая свой слуховой аппарат. - Или вам не говорили, что я совсем глухой? - Простите, - уже громче сказал Ренделл. - Я все пытаюсь выяснить, почему вы так злитесь на доктора Джеффриса. Может потому, что до вчерашнего дня он не говорил правды про работу, которую поручил вам делать? - Ренделл, если можете, встаньте на мое место. Я понимаю, что процветающему американцу нелегко влезть в шкуру безденежного и увечного ученого-богослова. Тем не менее, попытайтесь. - Голос Найта дрожал. - Два года назад Джеффрис соблазнил меня, вынудив оставить прекрасное место в Оксфорде, выманил в этот провонявшийся бензином город, заставил жить в этом грязном доме, чтобы работать над какой-то потрясающей книгой, которую он готовил. В свою очередь, он дал мне определенные обязательства. И он их не выполнил. Тем не менее, я ему доверял и не сердился на него. Я пахал на него как раб и даже не собирался на него дуться. Просто, я люблю нашу работу, я всегда хотел ее, и всегда буду ее любить. Я выворачивался наизнанку. Но вчера я узнал, что все это было только притворством. Я выяснил, что этот человек, которому так доверял, злоупотребил моей доброй верой - сам он никогда не верил в меня и никогда мне не доверял. Впервые мне открылось, что все мои труды пошли не на то, что я думал, но на перевод нового евангелия, революционно новой Библии. И то, что со мной обошлись так неуважительно, с таким презрением - вот это меня и взбесило. - Я хочу понять ваше состояние, доктор Найт. Тем не менее, вы упомянули о том, что любите свое дело. И если посмотреть на сделанное вами, со своей задачей вы справились великолепно - доктор Джеффрис честно отметил это, вспоминая о вас - вы проделали огромную работу для важного дела. - Да какого там еще дела? - фыркнул Найт. - Эти долбаные папирусы и куски пергамента из Остиа Антика? Вы что, надеетесь, что я поверю в эту историю, рассказанную со слов Джеффриса? Ренделл нахмурился. - Находки были тщательно проверены на подлинность ведущими специалистами Европы и Ближнего Востока. И я готов воспринять... - Да вы ни хрена в этом не понимаете, - взорвался Найт! - Вы же только любитель, дилетант. К тому же, они вам платят. И вы верите в то, во что вам сказали верить. - Ну, не совсем так, - сопротивлялся Ренделл, пытаясь как-то сдержаться. - Даже совершенно не так. Но из того, что я видел и слышал, у меня еще не возникло поводов сомневаться или пренебрегать деятельностью "Воскрешения Два". Вы никак не сможете убедить меня, будто эта находка... - Да ни в чем я никого не убеждаю, - перебил его Найт, - за исключением вот чего. Никто, ни один исследователь на всем свете не знает про исторического Иисуса Христа, про его страну и время больше меня - ни Джеффрис, ни Собриер, ни Траутманн, ни Риккарди. Я утверждаю, что никто, кроме меня, Флориана Найта, не заслуживает того, чтобы возглавить этот проект. Пока я не увижу их прибацанные находки своими глазами, пока не обследую до такой степени, что сам буду удовлетворен, я их не смогу воспринимать. Сейчас же это лишь сплетни и слухи. - Хорошо, присоединяйтесь ко мне и проверьте их в Амстердаме, - предложил Ренделл. - Слишком поздно, - ответил тот. - Слишком поздно. Побледневший и изнуренный Найт откинулся на подушки. - Извините, Ренделл. Против вас лично я ничего не имею. Тем не менее, я не собираюсь становиться консультантом "Воскрешения Два". Не такой уж я мазохист и самоубийца. - Он провел слабой рукой по лбу. - Валери, я снова весь в поту и чувствую себя совсем паршиво... Девушка тут же приблизилась к кровати. - Флориан, ты сам себя загнал. Тебе надо принять успокоительное и отдохнуть. Позволь мне провести мистера Ренделла. Я быстро. Поблагодарив Флориана Найта за встречу, но испытывая отвращение от того, что его не послушались, Ренделл последовал за Валери Хьюгз до входной двери. Недовольный и расстроенный он вышел в коридор и начал спускаться по лестнице, как вдруг заметил, что Валери идет за ним. - Подождите меня в "Робуке", - быстро шепнула она. Это такой наш кабачок, пивная на углу Понд Стрит. Это займет минут двадцать вашего времени, самое большее. Я... мне кажется, есть кое-что, о чем лучше всего рассказать только вам.
* * *
В БЕЗ ЧЕТВЕРТИ ДЕСЯТЬ Ренделл все еще ждал. Он сидел на деревянной лавке под стенкой, неподалеку от входной стеклянной двери. Хотя он и не испытывал голода, но заказал для себя пирог с телятиной и ветчиной, чтобы заполнить, скорее, время, чем желудок. Он уже съел сваренные вкрутую яйца, мясную начинку и объел поджаристую корочку. Ренделл лениво наблюдал за одной из двух женщин, которые обслуживали бар в "Робуке" - той, что помоложе - как она наливает пиво в кружку из крана, над которым красовалась табличка "Дабл Даймонд", ожидает, пока осядет пена, а потом уже наполняет кружку до краев. После этого барменша передвинула кружку единственному посетителю у стойки - пожилому мужчине в рабочей одежде, жующему горячую колбаску. В голове Ренделла все еще вертелись слова, сказанные Валери за порогом квартиры Флориана: Есть кое-что, о чем лучше всего рассказать только вам. Так что же она хотела рассказать? А еще его интересовало, что же смогло ее так задержать? И в этот миг он услышал, как открылась входная дверь заведения. Перед ним была Валери. Ренделл вскочил на ноги и предложил ей место. сам же устроился напротив. - Вы уж простите, - начала извиняться девушка. - Надо было подождать, пока он не заснет. - Не хотите чего-нибудь съесть или выпить? - Разве что пива, но только, если и вы выпьете со мной. - Ну конечно, с удовольствием выпью кружечку. Валери дала знак барменше постарше: - "Два "Черрингтона", большую и маленькую. - Прошу прощения, если доктор Найт разволновался из-за меня, - начал извиняться Ренделл. - О, вчера ночью и почти весь день до вашего прихода ему было гораздо хуже. Я так рада, что вы говорили с ним совершенно честно. Я слышала каждое слово. И вот почему мне захотелось поговорить с вами отдельно. - Валери, вы упоминали о том, что хотите мне что-то рассказать. - Это так. Они подождали, пока барменша не обслужит их. Перед Ренделлом поставили большую кружку бочкового пива. Валери сразу же отпила из своего бокала, потом отставила его. - Вы не заметили ничего любопытного в том, что рассказывал вам Флориан? - Заметил, - ответил Ренделл, - и много думал над этим, пока ожидал вас. Он говорил про обязательства, которые доктор Джеффрис давал ему, но не выполнил. Он же говорил о том, что не собирается присоединяться к "Воскрешению Два", потому что сам он не мазохист и не самоубийца, что бы это ни значило. Еще он говорил, что его подставили, что ему не доверяли, хотя сам я не могу поверить, будто он разъярился настолько, что собрался отказаться от сделанного ему предложения только лишь по причине уязвленного самолюбия. Я чувствовал тогда, и чувствую сейчас, что за этим всем стоит нечто большее. - Вы совершенно правы, - без обиняков сказала Валери. За всем этим стоит гораздо большее, и если вы пообещаете мне не распространяться, я скажу, что именно. - Обещаю, что никому не расскажу. - Прекрасно. У меня мало времени. Надо приглядеть за Флорианом, да и самой поспать. То, что я собираюсь вам рассказать, будет сделано ради его же добра, ради его будущего. У меня нет чувства, что я предаю Флориана. - Даю вам слово, - заверил ее Ренделл. - Все останется между нами. Пухленькое личико Валери сделалось серьезным, такой же стала и ее речь. - Мистер Ренделл, глухота Флориана намного сильнее, чем он сам делает вид. Слуховой аппарат помогает ему общаться, но он не совсем эффективен. Флориан держится лишь потому, что научился читать по губам, и может делать лишь то, в чем уверен. И я действительно верю в его гениальность. Тем не менее, насколько известно, обе зоны его среднего уха еще в детстве были повреждены инфекционным заболеванием. Единственная возможность сохранить ему слух - это хирургическое вмешательство и трансплатация, и не одна операция, а несколько. Подобное хирургическое вмешательство называется тимпанопластией. - Но восстановится ли слух в полной мере? - Его отолог считает, что так. Хирургическое лечение, целая серия стоит дорого. Единственный хирург, делающий подобные операции, живет в Швейцарии. Понятное дело, что стоимость лечения намного превышает финансовые возможности Флориана. Он и так всю жизнь рвет жилы. Вдобавок ко всему, он еще содержит свою мать-вдову. Она живет в Манчестере и полностью зависит от тех денег, которые он присылает. Я предлагала свою помощь - конечно же, этого мало, но все, что могу - только Флориан слишком горд, чтобы принять ее. Вы видели, в каких условиях он живет. Его трехкомнатная конура стоит ему восемь фунтов в неделю. А ведь ему нужна еще и машина - какая угодно, любая - но он не может себе ее позволить. Несмотря на свой блестящий ум, должность преподавателя и всю ценность для доктора Джеффриса, Флориан зарабатывает всего лишь три тысячи фунтов в год. Вы же понимаете, что этого совсем недостаточно. Тем не менее, Флориан пытается заработать больше, но его глухота ему в этом мешает. Мешают ему не только нынешние физические проблемы, но еще и психологические. Увечность Флориана приводит его в отчаяние. Поэтому, главная цель для него - заработать побольше денег на лечение. А уже после выздоровления он готов... жениться на мне и завести семью. Понимаете? - Да, понимаю. - Единственной его большой надеждой было то, что его руководитель, доктор Джеффрис, после достижения семидесяти лет подаст в отставку, и это бы дало Флориану возможность занять пост профессора Королевской кафедры древнееврейского языка. До какого-то времени это были только надежды, но два года назад именно это Флориану и пообещали. Доктор Джеффрис заверил, что если Флориан станет его "ридером" в Британском Музее, то он будет вознагражден, и наградой будет уход Джеффриса со своего поста и рекомендация, благодаря которой Флориан займет его место. Понятно, что подобное повышение означало бы и увеличение жалования, достаточное как для операционного лечения, так и для последующей женитьбы. Прекрасно понимая это, Флориан без особых возражений принял предложение Джеффриса о переезде в Лондон. Только довольно скоро до Флориана дошли слухи - из верных источников - будто Джеффрис раздумал уходить в отставку. Причиной были его личные политические амбиции. Если верить тому, что услышал Флориан, то Джеффриса пророчили в председатели Мирового Совета Церквей в Женеве. И вот, ради укрепления собственной кандидатуры, Джеффрис решил как можно дольше держать за собой свое кресло в Оксфорде. - В качестве витрины? - Вот именно. Бедный Флориан был совершенно сбит с толку. Только подобные слухи он никак не мог проверить и все-таки надеялся, что доктор Джеффрис сдержит свое обещание. Но, понимая, что надеяться лишь на это нельзя, Флориан стал разрабатывать и другие планы заработать деньги. Он решил написать и опубликовать новую биографию Иисуса Христа, основанную на всем том, что известно о нем сегодня - по евангелиям, языческим источникам, рассуждениям теологов - равно как и на собственных, оригинальных выводах, сделанных самим Флорианом. И таким вот образом, уже два года, утром и днем работая на Джеффриса - каждый вечер, чуть ли не до полуночи, все выходные дни, праздники, каникулы Флориан проводил собственные изыскания и писал свою книгу. Книгу-чудо, которую он сам назвал "Христос Очевидный". Несколько месяцев назад Флориан показал несколько отрывков из своей книги одному из ведущих английских издателей. Тот был весьма заинтересован. Он согласился подписать с Флорианом договор и даже дать необычно крупный аванс - его было достаточно для проведения операций и даже для свадьбы - но только после предоставления полного текста. Так вот, Флориан уже дописал книгу и стал наводить окончательный глянец. Он планировал где-то через пару месяцев передать рукопись в издательство, подписать контракт и уже не заботиться о будущем. Не могу даже передать, каким счастливым он был... до вчерашнего дня... - Вы имеете в виду, пока Джеффрис не сообщил ему... - Пока Джеффрис не раскрыл ему тайну находки в Остиа Антика, и не сообщил, что Международный Новый Завет уже печатается, пока не представил ему доселе неведомые факты из жизни Христа, которые вскоре сделаются достоянием всего человечества. Флориана будто кувалдой по голове ударили. Он был совершенно разбит, в совершеннейшей отключке. Всю свою энергию он вложил в "Христа Очевидного", ведь эта книга была его мечтой и надеждой. Теперь же, по причине новых открытий, выхода новой Библии, написанная Флорианом подробнейшая и точнейшая биография Христа сделалась никому не нужной, ее просто невозможно было бы опубликовать. Самым горьким для него было то, что если бы обо всех этих находках ему сообщили два года назад, он бы не растрачивал своей энергии и надежд понапрасну. Хуже того, он понял, что доктор Джеффрис, ничего ему не сказав, воспользовался им для исследований и перевода того самого материала, который и уничтожил его собственную книгу и его будущее. Теперь-то вы можете представить, что произошло с Флорианом вчера, и понять, отчего он не хотел встречаться с вами, почему с такой горечью отзывался о работе в Амстердаме. Стивен Ренделл сидел, уставившись на свою кружку. - Все случившееся ужасно и чудовищно, - сказал он наконец. - Даже не могу сказать, как мне стыдно перед доктором Найтом. Если бы нечто подобное произошло со мной, честное слово, я бы подумывал о самоубийстве. - В том-то и дело, что он покушался на это, - сгоряча сболтнула Валери. - Я... я не собиралась говорить вам об этом, но... впрочем, какая теперь разница. Он настолько паршиво чувствовал себя вчера от отчаяния, что после того, как ушел от доктора Джеффриса и вернулся домой, то заглотил упаковку, а то и две, снотворных таблеток и свалился на кровать, чтобы умереть. По счастью, получилось так, что еще раньше я обещала прийти и приготовить ужин. Ключ у меня был свой, я вошла и обнаружила его валяющимся без чувств. Тут я заметила пустой флакон и сразу же позвонила врачу своей матери - это он принимал роды, когда я появилась на свет. Мне было известно, где он находился, и он тут же приехал и спас Флориана. Слава Богу! Всю ночь Флориану было чрезвычайно плохо, но днем стало уже получше. Поддавшись какому-то импульсу, Ренделл придвинулся к девушке и накрыл ее руку своей. - Честное слово, Валери, я и передать не могу, как паршиво себя чувствую, узнав все это. - Я понимаю, что вы испытываете сейчас, - кивнула девушка. - Вы очень порядочный человек. - И мне весьма жаль, что я побеспокоил его сегодня. Я не могу осуждать доктора Найта за его нежелание не иметь ничего общего с нашим проектом. - А вот тут, мистер Ренделл, вы не правы, - с неожиданным воодушевлением заявила Валери. - Если бы вы не пришли сегодня вечером, то и я не пришла бы сюда, чтобы рассказать о том, что еще хочу рассказать. Понимаете, я верю, что сейчас самое время Флориану отвлечься, заняться каким-то делом, чтобы отдаться работе полностью. Мне кажется, он должен - обязательно должен - принять участие в деятельности "Воскрешения Два". Перед тем как вы пришли к нам, мне уже казалось, что никаких шансов для этого не представится. Но, когда вы изложили суть дела, я проследила за лицом Флориана, услышала все то, что он сказал. А ведь я знаю каждый нюанс его голоса. Я знаю его настолько близко, что, какими бы словами он что-либо не говорил, мне известно, что он чувствует на самом деле. Я слышала, как он сказал, что не отвергает полностью находок из Остиа Антика. Еще я слышала его слова о том, что он поверит в эти открытия только тогда, когда сможет увидать их лично. Я знаю Флориана, и мне известны признаки того, когда он просто пререкается и бузит, а когда к нему возвращается охота к жизни. Так вот, все эти признаки присутствовали. Однако, он был слишком зол, чтобы самому согласиться с этим. - То есть, вы хотите сказать... Валери одарила Ренделла своей редко появляющейся у нее на лице, печальной улыбкой. - Я хочу сказать, что Флориан полностью доверяет мне и делится со мной всеми своими мыслями. Я могу повлиять на него, чтобы он делал практически все, что нужно мне. Так вот, я хочу, чтобы он сотрудничал с вами в "Воскрешении Два". И я верю, что, несмотря на всю свою гордость, он и сам желает того же. Я могу дать вам почти полную гарантию того, что он хочет того же. Но будет это, скажем, через неделю. Она будет нужна ему, чтобы встать на ноги. А уже после выздоровления он будет с вами - озлобленный, непрощающий, сопротивляющийся - но обожающий свое дело и делающий все, что только будет вам нужно. Он присоединится к вашей команде, даю вам слово. Спасибо вам за терпение... и... за пиво. Ну а теперь... будет лучше, если я уже побегу.
* * *
Уже значительно позже - найдя в Хемпстеде такси и напомнив себе, что следует позвонить Джеффрису и сообщить о том, что проблема с переводчиком-консультантом успешно решена - Ренделл раскрыл вечерний выпуск "Лондон Дэйли Курьер". На первой странице его внимание привлек громадный заголовок:
МАРТИН ДЕ ФРООМ СОМНЕВАЕТСЯ В НЕОЖИДАННЫХ НОВОЗАВЕТНЫХ ОТКРЫТИЯХ
"НАМ НЕ НУЖНА ДРУГАЯ БИБЛИЯ"
ОН НАЗЫВАЕТ НОВЫЙ ПРОЕКТ "БЕСПОЛЕЗНЫМ И НЕУМЕСТНЫМ"
Под заметкой было написано, что она передана из Амстердама. Подзаголовок статьи гласил:
Эксклюзивный материал от нашего постоянного корреспондента Седрика ПЛАММЕРА. Первая из трех частей.
"Вот тебе и секретность", - подумал Ренделл. Затаив дыхание, он просмотрел статью при слабом свете фонаря в салоне такси. Пламмер сделал свое эксклюзивное интервью, переговорив с весьма популярным, революционно настроенным деятелем протестантской церкви, проживающим в Амстердаме преподобным Мартином де Фроомом. Знаменитый священник утверждал, что получил некую засекреченную информацию, говорящую о том, что готовится свежайший перевод Нового Завета, основанный на недавно сделанном археологическом открытии. Вскоре этот Новый Завет будет представлен публике международным синдикатом ведущих издателей, которые, тем самым, поддерживают самые застойные и ортодоксальные элементы системы разлагающейся мировой церкви. "Нам не нужен еще один Новый Завет, чтобы религия была уместной в нашем меняющемся мире", - рассуждал де Фроом. - "Нам необходимы радикальные реформы в самой религии и церкви, которые бы преобразили духовенство, равно как и новые интерпретации Писаний, для того, чтобы религия вновь обрела какой-то смысл. В наше нелегкое время, чтобы иметь действительную ценность для человечества, вера требует чего-то большего, чем просто новые Библии, новые переводы, новые комментарии - пусть даже и сделанные на основе новейших археологических открытий. Вера требует рождения нового поколения Божьих Людей, которые бы сотрудничали совместно с остальными представителями человечества на этой земле. Так что давайте проигнорируем или даже объявим бойкот этой продолжающейся коммерциализации нашей Веры. Не нужна нам еще одна бесполезная и неуместная Святая Книга. Вместо этого, следуйте лучше посланию символического Иисуса, которое и так ведомо повсюду". А далее шло еще и еще, все в таком же стиле. Но нигде в статье не приводилось ни одного конкретного факта, никаких упоминаний про Остиа Антика, ни единого слова про "Воскрешение Два", ни разу не упоминался и Международный Новый Завет. У преподобного Мартина де Фроома имелись только слухи, но, в то же время, статья эта была открытым объявлением войны церковному истэблишменту. Ренделл сложил газету. Выходит, Уилер не преувеличивал необходимость службы безопасности. С теми силами, которые уже стоят за де Фроомом, будущий проект подвергался опасности. И сам будучи участником проекта, Ренделл почувствовал себя не в своей тарелке. А потом новая мысль заставила его разволноваться еще сильнее. Только что он решил привлечь для совместной работы в Амстердаме обозленного молодого человека по имени Флориан Найт. Если Мартин де Фроом был откровенным и открытым врагом "Воскрешения Два", то в лице Найта преподобный мог найти человека, ненавидящего "Международный Новый Завет" даже сильнее, чем он сам. И еще. Пока что де Фроом еще не проник за границы внутренней защиты проекта. Но, если доктор Найт будет находиться в Амстердаме, радикальный реформист в любую минуту может обрести в его лице собственного Троянского коня. Ренделл усиленно размышлял, что же ему следует делать. В конце концов, он решил выжидать, следить и попытаться понять самому, останется ли Троянский конь пустой оболочкой или же сделается орудием разрушения того, что казалось Ренделлу его последней надеждой на свете. |
|
|
|